Сад искусителя
Шрифт:
Звучало как лапша на уши, но она отчего-то сразу поверила, а последнее название и вовсе показалось знакомым. Вот только где его слышала? Видела? Хм…
— И почему там сложнее, чем в техно-мирах? Гравитация и состав воздуха и там, и там может быть непригодным для жизни среднестатистического землянина.
— Магия давит, — он пожал плечами, словно констатировал банальную истину, которую даже детишки знают. — Например, как я тогда… В день твоей… «смерти». Только вместо меня представь целый мир, который желает тебя если не уничтожить, то хотя бы выдавить туда, откуда явился. Сила, величие и все остальные достоинства — ничто против этого, так что выход
Прелесть какая! И пафос про богов, и как он нормализовал ее убийство. Мол, помнишь, было дело, я тебя грохнул? Как будто такое легко забыть! Особенно когда вот так напоминают.
— Ясно, — потянула Ева, решая, чего она хочет больше: книжку или устроить скандал, книжка пока что перевешивала, к тому же снова вылетать из тела не хотелось. — Жаль, конечно, что не в курсе про библию. Я-то хотела спросить, какой твой любимый смертный грех. Мой-то, понятно, обжорство…
— Адама с Евой из-за него из рая выгнали? Ну, в плане, они же его съели. Яблоко, которое на самом деле инжир.
— Нет, — она поморщилась, настолько не в тему была его интерпретация. — Не так буквально. Плюс там еще змей постарался. То ли демон, то ли ангел, но если бы не он, библейской парочке в жизни бы не пришло в голову сожрать, чего не следует.
— Ладно, — не стал спорить Адам, но по тону легко считывалось, что собеседник из нее вышел ужасный.
Ну да, можно было рассказать поинтереснее, просто в голове нашлись лишь обрывочные знания, затасканные в популярной культуре до дыр. Конечно, в детстве бабушка пыталась ее поучать историями из библии, но Ева слишком ярко представляла все эти картины страшного суда с поднятыми из могил мертвыми и прочие апокалипсисы с геенами огненными, так что всякий раз после порции религии ей снились кошмары, часто с невнятными образами и размытыми силуэтами, зато всегда пугающие до криков, которыми она будила домочадцев, а может, и соседей до кучи. Закончилось скандалом, и отец раз и навсегда запретил бабушке заниматься просветительской деятельностью. Так и повелось: сначала добрые сказки про зайчиков-белочек, потом любовная любовь и никаких ужасов. Конечно, с возрастом некоторые страхи ушли, например, боязнь темноты и пауков, но книжные предпочтения все равно остались.
Странно, что та недочитанная история с маньяком подобной реакции не вызвала. Не успела? А ведь раньше страшные образы долго держали впечатление. Или новое тело устойчиво к кошмарам? Может, найти ту книжку и проверить? Как же там автора звали?
— А вообще забавно, — не давая сосредоточиться на мысли, заговорил мальчишка — тишина его, кажется, напрягала. — Я про Адама, Еву и Змея, из-за которого их поперли из рая. Надо ему предъявить, что ли.
Ева натужно рассмеялась.
— Предъяви-предъяви. Только меня позвать не забудь — я с попкорном приду.
Он подхватил и, уцепив ее за локоть, потянул за собой дальше к уже виднеющейся двери.
— Смотрю, понравилось пускать мне кровь.
И тут же перед глазами возникла его оцарапанная щека, да так сильно, что оставалось гадать, как сам глаз-то цел остался. Ева вздрогнула и опустила голову. Отчаянно захотелось оправдаться, только ни одного дельного слова в рот не лезло, отчего приходилось мямлить невнятное:
— Да нет… Я… Я просто… Я не…
— Ты просто поняла, что у меня не должно быть таких глаз, — повторил он сказанное ею тогда в машине. — Такого цвета.
Не требовалось оборачиваться, чтобы почувствовать его взгляд. Ева знала, что Адам все также
Но шаг, второй, третий… Эти вопросы так и не сорвались с губ, а потом она и вовсе решила сменить тему на, как показалось, безопасную.
— Значит, ты много путешествовал по разным мирам?
— Угу, — лаконично подтвердил Адам.
— Судя по тому, что ты экстраверт, должно быть, в большой шумной компа…
— Один, — перебил он. — Я путешествовал один. Компания мне бы сильно помешала, особенно большая и шумная. Но ты права, мне нравится общаться с людьми.
Разговор не клеился и все норовил свернуть на тему ее вины перед ним, и внутри почему-то ничего этому не сопротивлялось. Почему бы тогда не подыграть? И пусть их снесет резонансом откровения.
— Надо было в компании. И чтобы побольше горяченьких цыпочек. А то вон доходился в одиночку, что меня притащил.
— Ага, — не стал спорить Адам. — Ради этого все и затевалось.
— Что?
— Говорю, для того я и мотался по мирам, чтобы найти тебя и, притащив сюда, вернуть в это тело.
Она не выдержала. Выдернула локоть и развернулась, чтобы посмотреть ему в глаза, но ни ледяного огня, ни молний в них не обнаружила. Взгляд показался странным, а улыбка больше не задорной, наоборот, грустной. Вот сейчас он, пожалуй, выглядел на оговоренные сто с хвостиком и даже больше. Его рука потянулась к ней, заставив настороженно замереть, но та просто убрала спадавшую на лицо прядку за ухо.
— Смотри-ка, — кивнув в сторону, сказал Адам, — пришли.
И Ева поняла, что с откровениями покончено. По крайней мере, на сегодня уж точно.
*Шапаш/Шапшу/Шемеш — богиня солнца в ханаанской мифологии, обладающая даром всевидения. В Библии упоминается под именем Шемеш («п» и «м» чередуются).
**Ева цитирует стихотворение Бориса Барского «Мне нравится, как она улыбается».
Глава 10
Сейчас. Оружие массового воображения
Она соврала, если бы сказала, что не представляла библиотеку такой, как на красивых картинках из интернета: два яруса, тяжелые деревянные шкафы, подпирающие высокий потолок, уютный диванчик посреди этого великолепия и обязательно лампа с тряпичным абажуром. Змей чтение не романтизировал, и показавшийся за дверью зал больше напоминал серверную со стройными рядами железных стоек, по бокам которых стекали аккуратные ручейки проводов, уходящих в специальные дырки в полу, что совершенно не гарантировало наличие подземного уровня — там, скорее всего, банальные коммуникации и питание. Каждый ряд венчал вертикальный монитор, похожий на экран гигантского смартфона, а отсутствующие мышь и клавиатура лишь усиливали сходство. И все это великолепие — от текста приветствия на незнакомом языке на мониторах до указующих стрелок на стенах, стойках и полу — сияло синим. Такой цвет был у сигнальных огней на железной дороге, мимо которой она ездила зимними вечерами с учебы домой. Тогда они казались ей колдовскими, сейчас скорее говорили о всеблагом боге Электричестве.