Сад Поммера

Траат Матс

И какая радость распирает его грудь, когда он укладывает первый ряд кирпичей! Он строит школу, строит для себя! Когда же у него не останется сил, придет сын и продолжит в классе его труд. Мысль отрадная и вдохновенная, и он спустя много времени снова напевает песню. Поммер поет тихо, про себя. Особенно когда никто не слышит, ни жена, ни помощник.

Да, у Поммера теперь есть помощник. Арнольд Кообакене перешел с мызы в Яагусилла, и Поммер находит для него посильную работу — посылает рубить хворост, топить ригу, таскать кирпичи. Школьное ученье позади, теперь Поммер учит его труду.

Утром, когда

сухой хлеб на току, он отводит паренька в ригу, берет в руки цеп, другой, поменьше и полегче, дает Арнольду и показывает, как молотить. Он крутит цеп перед собой; Арнольд пытается подражать учителю, но не может сразу взять нужный ритм и сбивается. Цеп вырывается у него из рук и ударяет ему по подбородку, так что искры сыплются из глаз. Когда учитель оборачивается и спрашивает, что случилось, у мальчишки гудит голова, но он отвечает хмуро: «Ничего». Не станет же он показывать учителю, что он такой недотепа в работе. Смело продолжает он работать, и наконец дело спорится. Руки устают, поясница болит оттого, что приходится молотить, наклоняясь, но никому до этого нет дела. Поммер смотрит, как орудует цепом его ученик. Да, не плохо, только пусть он посвободнее опускает цеп и крутит им равномерно.

Из риги Поммер спешит на картофельное поле распахать для Кристины борозды и затем — на стройку. Им овладело нетерпение. Если и впредь так пойдет, можно будет подвести школу под стропила до снега. Стены растут, и гора кирпича убавляется.

Порой приходит Пеэп Кообакене — навестить его, посмотреть на работу, — когда у него выдается свободная минутка на скотном дворе. Торопливо, сунув руки в карманы кожуха, шагает он вокруг строящегося дома и крякает довольно: растет храм просвещения.

Для начала под школу надо оборудовать снятое помещение. Поммер подзывает Арнольда, берет топор, пилу и рубанок и идет к Парксеппу. Окна в классной комнате целы, дверь тоже закрывается плотно, хотя и сильно осела. Плита в хорошем состоянии, труба тоже.

Поммера снедает забота о столах. На помощь волости рассчитывать не приходится, она и так будто дышит на ладан, даже кирпича не может прикупить, чего уж говорить о столах и прочем. Ааду Парксепп обещает отдать оставшиеся от стройки жилого дома обрезки досок, но их хватит лишь на две-три парты.

Но чем больше беда, тем ближе спасение. Когда Поммер и Арнольд сбивают на дворе Парксеппа первую длинную скамейку, во двор въезжает старый Кообакене с возом досок. Помещик велел управляющему подарить волости воз досок, это его помощь погоревшей школе. Скотник только удивляется, в его черно-белой картине мира того гляди начнется путаница. В ней никак не может уместиться то, что барон, заклятый враг просвещения и эстонского народа, помогает волости споспешествовать образованию. Пеэп заговаривает об этом и с Поммером, но тот лишь бурчит в ответ что-то неопределенное; нет у него времени мудрствовать, работы много.

Арнольд строгает доски рубанком, учитель сбивает скамьи. Старая горница Парксеппа так и светится, в ней пахнет свежим деревом, смолой, новизной.

Нет доски и кафедры. Кафедру заменяет старый обеденный стол о трех ножках, который отдал Ааду, а вместо стула простой табурет.

С доскою дело сложнее. Поммер нашел для себя маленькую ученическую доску и собирается пользоваться ею до тех пор, пока не съездит

в Тарту, чтобы сделать там необходимые покупки. Поездку лучше всего было бы устроить в санную пору. Судя по многим приметам, ожидать недолго, в этом году должна прийти ранняя зима.

На сей раз школьный год начинается в совсем новых, непривычных условиях. Поначалу в школе нет ни одного звонка. Поммер просит старую хозяйку Парксеппа, чтобы она стучала в угловое окно, когда заканчивается урок. Все же возникает много несуразицы и неточностей, так как частенько старуха вообще забывает о школе, иногда же дремлет в задней комнате или лежит хворая.

Все кончается тем, что Поммер приносит из дома свои стенные часы, которые Мария привезла летом из Тарту в подарок, и однажды утром вешает их на стене. Им самим часы не нужны, они все равно встают рано, по крику петуха и другим приметам, к тому же утром в бане холодно как в волчьей норе.

Колокольчик с дуги дарит школе Якоб Патсманн. Возможно, этим подношеньем новый отец волости хочет показать, что ему вовсе не безразлична судьба школы.

Беззвучный, неподвижный осенний вечер. Из хлева с фонарем и ведром в руках появляется Кристина. В это время Поммер ходит глядеть за печью в риге. Справедливость… — гудит у него в голове. Он пробовал быть справедливым — каждый день, в любом деле. Кто может его упрекнуть? И все же он неспокоен. Справедливость — как горячая картошина, которую перекидывают из руки в руку, пока она не остынет.

Разве не Давиду позволил Иегова иметь одного отпрыска, который будет властвовать как царь и творить на земле право и справедливость. Его, Поммера, отпрыск в городе, пройдет осень, наступит зима, и когда она закончится, Карла увенчают венцом мужчины, который сможет, как его наследник, сделать много полезного.

Если, конечно, он сумеет, захочет, выдержит.

Для него станет домом родным и пожизненным венцом это чернеющее в сумерках призрачное строенье, которое Поммер все же не смог подвести под стропила. Кирпич кончился, навалилась другая работа, в школе начались занятия.

И еще — Анна… Он ожидал, что дочь построит свою жизнь по тем заветам, которые он ей преподал. Он надеялся втайне, что из Анны, как и из Карла, получится учитель. Не прекрасно ли было бы, если бы и дочь, и сын продолжали его труды, что из того, если школьных учителей — женщин еще нет.

Это уже не справедливость, это тщеславие.

Слова о справедливости — как раствор известки и песка; но где же кирпичи, камни? Справедливость говорит лишь о стремлении одного человека. Он хотел закрыть трактир, но Краавмейстер не захотел, старшине нравилось сидеть на господской половине, слушать похвалы и восторженные крики. Это его справедливость, но разве можно довольствоваться ею?

Когда Поммер возвращается из риги, ощущая в носу приятный запах хлеба, который сушится на жердях, в темноте отворяются серые шлюзы небес и тихо, медленно, украдкой начинают опускаться белые хлопья.

Поммер останавливается на дворе и долго смотрит на темное небо. Он ни о чем не думает и не взвешивает про себя какую-либо мысль. Им овладевает большой, глубокий покой, будто он сам — частица этой осенней природы, земли, поля и леса, что летит в темноте с востока на запад и медленно облачается в мягкую нежно-белую хламиду.