Сад Поммера
Шрифт:
Все становится белым — недостроенная школа, яблони, ульи, крыша конюшни, рига и эта странная постройка, в которой он живет, — наполовину подвал, наполовину баня.
Человек стоит в этот поздний час один на один с чем-то бесконечным и светлым, у которого нет имени, и вдыхает далекую умиротворяющую тоску по другим мирам, где властвуют красота и совершенство.
Ночь поздней осени распахнула свою грудь. Началась пора, которая волнует учителя как открытая им чистая тетрадь, в которой нет еще ни единого росчерка или знака и которая таит в себе лишь тайну чистоты.
И
Он идет через пастбище, между опавших ольх. Ольхи голые и мрачные, их еще не покрыл снег. Поммер идет по тропе, поворачивает через змеящийся ручей на поле Парксеппа. Здесь он каждый день ходит в школу и обратно.
Поммер радостен и спокоен. На стерне он хватает с земли пригоршню снега и слепляет комок.
Поодаль виднеются постройки хутора Парксеппа, тихие и таинственные в темноте. Только в окне задней комнаты нового дома горит свет, там еще не спят. Школьная комната темна, дети уже улеглись.
Заливается лаем пес и выбегает за ограду к идущему на поле. Поммер тихо кличет его, и дворняжка затихает, виляет хвостом и скачет вокруг учителя.
Учитель прокрадывается к окну кладовки — слушает, спят ли дети. Но в ту же минуту распахивается дверь из кухни нового дома и черный коренастый мужчина выходит во двор. Это Ааду, который идет еще раз проведать лошадей. Теперь уж учителю не подобает таиться, как вору, он выходит из тени и говорит:
— Добрый вечер!
— Добрый вечер! — отвечает Ааду.
— До чего хороша погода, свежий снег… Пришел поглядеть, как тут дети. Спят уже или рассказывают про нечистую силу.
Ааду пристально смотрит в сторону школы.
— Так уж и спят! Я недавно ходил приструнить их. Знай себе хохочут…
Оба прислушиваются. Все тихо. Наверняка дети слышат — кто еще не спит, — что говорят о них. И теперь они все засыпают, ведь мужчины на дворе берегут их сон, и в окнах снежная белизна.
Спустя несколько дней Поммер получает письмо из города. Почерк знакомый, письмо от Марии.
Анна будто бы стреляла в себя из револьвера, и сейчас она в университетской хирургической клинике на Тооме. Пусть отец и мама как можно скорее приедут ее навестить. Мария жалуется и сетует еще много строк подряд, но суть дела ясна.
Поммер бледнеет и оторопело смотрит в одну точку. Проходит время.
И вот крошечная надежда тянет его снова взять письмо, прочитать еще раз; пытаясь проникнуть в смысл слов, он берет очки, протирает стекла, хотя они и без того чистые.
Его вдруг охватывает растерянность. Что дочь его такая чувствительная, он не мог и предположить. Все-то она принимала близко к сердцу, это верно… Но чтобы сразу же и стреляться, когда отец отверг сватовство… Поммер вздыхает, он не понимает свою младшую дочь. Что же он должен был делать, если Кульпсон и вправду произвел на него впечатление человека легкомысленного. Из него не выйдет настоящего мужа, а тем более семьянина.
Мария, правда, пишет, что Анна в больнице, но как же обстоит все на самом деле?… Поммер сидит на краю постели. Одно
Супротив смерти не пойдешь; но когда она крадется рядом, будь тверд. Как вероучитель Лютер в Вормском соборе.
Как сообщить Кристине, чтобы она не перепугалась? У женщин кровь послабее, еще пристанет рожа или какая-нибудь другая хворь.
Но пока он взвешивает, что делать и что сказать, Кристина по его подавленному состоянию сама заключает кое о чем.
Она ставит ведро в угол и подходит к мужу.
— Что, в городе что-нибудь случилось? — произносит она скорее глазами, чем губами.
Поммер смотрит на жену пустым взором и горбится.
— Анна в больнице. Наложила на себя руки.
— Боже праведный!
— Мария пишет, что, к счастью…
Ноги Кристины слабеют, она почти падает на постель, рядом с мужем.
— На всю жизнь калекой останется?!
Поммер беспомощно пожимает плечами.
Поздно вечером он уходит в Парксеппа. Но этот раз снега нет, ясный и холодный вечер, на небосводе сверкают звезды и с севера тянет в лицо идущему ледяной ветерок. Снег скрипит под сапогами учителя.
В классной комнате горит большая новая лампа, которую позаботился найти Патсманн. Сквозь окно видно, как одни занимаются, другие озоруют. Но школяры не волнуют его сегодня, он ушел в тяжкие думы о своей дочери; все же свой ребенок ближе к сердцу, чем чужие.
Поммер идет в новый жилой дом и коротко говорит о деле: рано утром завтра ему надобно ехать в город, пока установился хороший санный путь. Кристина тоже поедет с ним. Не придет ли кто из соседей в Яагусилла — покормить скотину? Об Анне он, конечно же, не произносит ни слова. Семейство Парксеппов охотно готово помочь. Ааду обещает приглядеть и за школярами. Завтра он работает дома.
Поммер идет домой. Полярная звезда сверкает над головой, белеет Млечный путь. Ветер обжигает, вся природа тихая и оцепенелая. Промозгло под далекими звездами, от ледяной бесконечности веет равнодушной стылой красотой. И учитель думает, что в эту минуту его дочь, чьих поступков он никогда не понимал, лежит в больничной палате, вся перевязанная бинтами, под мягким одеялом. Где ее Полярная звезда, что вела ее по жизни? Ведь каждого человека должно что-то сдерживать, как вожжи сдерживают молодую горячую лошадь. Самая опасная пора — молодость, и когда нет вожжей, телега летит в канаву. Куда же привело Анну ее беспокойство? В больничную палату, под казенное одеяло, с пулей в груди.
Быть может, пули уже и нет, но что это меняет? Какая-то опора должна быть в жизни, без этого нельзя! Все одно и то же: пьяные необузданные мужики, напивающиеся в стельку в корчме, с тупым взглядом, как телята у корыта, — и его младшая дочь. Работа не дает им счастья, разговор о стремлении вперед раздражает их, ибо их искушает беспокойство, этот сатана, который не дает человеку быть разумным и терпеливым, мучает и изнуряет души. Человек домогается чего-то иного, хотя не знает и сам — что это такое.