Самая яркая звезда на небе
Шрифт:
Она была не в состоянии двигаться. Кружилась. Мир вращался перед глазами, а она застыла на месте. Ничто больше не имело смысла. Невозможно было втянуть воздух в лёгкие.
Ты бросила их, ведьма. Ты оставила своих друзей позади.
— Гермиона? — Гасси отодвинула штору её балдахина, но Гермиона не могла разглядеть её лица. Она ничего не видела. Галлюцинации. Кошмары. Голоса в голове. Она заплакала. Было больно.
Её позвоночник напрягся от болезненного спазма. Это чересчур. Она пыталась закричать, но голосовые
— Что происходит? — спросил кто-то. Гермиона узнала голос Сони, их соседки.
— Соня, беги за Дамблдором! — послышался звук движения и закрывшейся двери.
Они будут презирать тебя за жизнь.
Они никогда не станут ненавидеть её за то, что она выжила. Они будут счастливы за неё. Она была бы вне себя от радости от того, что они живы, даже если бы она не была. Несмотря на вероятность больше никогда их не увидеть, верить в их выживание утешало её. Ей нужно было верить, что они противостояли войне.
Пот покрывал кожу Гермионы, пропитывая одежду, пока она дрожала в кровати. Гасси стянула её одеяла и наложила охлаждающее заклинание, но это не помогло. Её дрожь лишь усилилась, пока вода вытекала из её тела. От потери жидкости у неё начались судороги. Она простонала.
Гермиона слышала, как Гасси подготавливает зелье. Она пыталась сосредоточиться на дыхании, но ей с трудом удавалось не закричать. Бесполезно. Она рыдала. Скручивалась калачиком. Её тело горело.
Тебе здесь не место. Ты никому не нужна.
Это неправда. Не могло быть правдой. Потому что она нашла здесь друзей. Она создала для себя место. Теперь это её жизнь. Ей больше некуда идти.
— Держись, Гермиона! Выпей это! — Гасси помогла Гермионе сесть прямо. От движения она громко вскрикнула, но это было несравнимо с ощущением зелья, стекающего в горло. Оно жгло, как кислота, будто что-то пронзило её изнутри, отчего она скрючилась в агонии. Каждый нерв в её теле горел огнём. Она попала в ловушку этой муки.
Её крики стали громче. Пытка усиливалась. Гасси заговорила, но Гермиона больше не могла разобрать слов. Её внутренний диалог перекрывал их.
Тебе больно? Ты это заслужила.
Её рот наполнил привкус железа. Содрогнувшись, она полностью опустошила свой желудок.
Кровь. Как много крови. Никто такое не переживёт. Какая-то её часть не хотела переживать этого. Она больше не могла так жить.
Ты это заслужила.
Может, голос прав. С облегчением она потеряла сознание.
···· ? ·* ?? ?* · ? ····
Когда Гермиона покинула Ванную старост, Том остался лежать на полу, пытаясь собраться с мыслями. Вход в Комнату закрылся сам по себе. Он наблюдал, как колонны исчезают в дне бассейна.
Окаменевшая на три недели… Это значит, что она маглорождённая. Абраксас изойдётся на говно, когда узнает. Никому не нужно знать. Умная, целеустремлённая ведьма. Она
Она — сокровище. Его ценное имущество.
А ещё он не мог отделаться от мысли, что в её реальности, пятьдесят лет спустя, кто-то говорящий на парселтанге учился в Хогвартсе. Это значит, у него были дети? Какая ведьма привлекла его внимание без Гермионы поблизости? Или он придумал что-то ещё? Какой-то способ контролировать школу? Возможно, стал профессором или нашёл другую возможность навсегда пустить здесь корни. Это было более вероятно, чем его размножение как обычного семейного человека.
Сама мысль была ему тошнотворна.
Но потом он подумал о Гермионе с младенцем на руках. Он представил маленького мальчика с чёрными волосами и мамиными карамельными глазами, бегущим по Хогвартсу. Возможно, девочку с дикими кудрями мамы и его тёмным цветом волос…
Он хотел встретиться с этими детьми. Будут ли они храбрыми и умными, как их мать? Будут ли они тоже гриффиндорцами? Том не мог представить ни одного прямого потомка слизеринца в Гриффиндоре.
Останется ли она? Ему нужно, чтобы она осталась.
Она окаменела из-за кого-то. Либо он напал на неё, либо кто-то из его потомков… Том уронил голову на руки.
Гермиона обо всём знала всё это время. Неудивительно, что она ненавидела его как только услышала его имя. Почему она так долго держалась на расстоянии и сопротивлялась ему. Но потом она поддалась их взаимному притяжению вопреки всему этому. Она думала, что всё может быть по-другому. Она верила, что он изменился… А потом он всё равно открыл Тайную комнату.
Но он изменился! Теперь всё по-другому! Но она это не видела так. Это задевало её на глубоком, личном уровне. Она окаменела из-за того самого монстра, которого он выпустил.
Его голова закружилась. В висках пульсировала боль.
— Том?
Том посмотрел наверх и увидел, как на него уставился Аластор Муди. Он гадал, как долго он тут сидит? Русалка продолжала с энтузиазмом хвастаться своим хвостом. Он увидел, как за окном садится солнце.
— Я собираюсь принять ванну, — сказал Муди, поднимая выше принесённые им одежду и разное мыло.
Точно… Это Ванная старост. Том сидел на полу без рубашки и с расстёгнутыми брюками.
Он прочистил горло:
— Конечно, я ухожу.
Приведя себя в порядок, он отправился к двери, но Муди не сдвинулся, чтобы Том мог пройти.
— Вы с Гермионой пропустили защиту от Тёмных искусств.
Том молчал.
— Она объявилась в гостиной в слезах.
Том не хотел слышать о том, что Гермиона плакала. Муди выглядел решительно настроенным что-то сказать. Он не сдвинулся с места. В его выражении лица сквозила какая-то пронзительность.
Когда Муди ничего не сказал, Том попытался обойти его.