Самое ужасное путешествие

Черри-Гаррард Эпсли Джордж Беннет

Боуэрс храпел вовсю. В ту ночь минимальный термометр под санями показал -69° [-56 °C], на санях -75° [-59 °C].

Это составляет 107° мороза^{100}.

Первого июля мы также двигались челноком. Идти стало ещё труднее. Выхода никакого — мы были вынуждены тащить каждые сани отдельно. С тех пор всякий раз, как мы по своим следам возвращались за санями, Уилсон и я — Боуэрс в меньшей степени — становились жертвами странного оптического обмана. Я уже упоминал, что мы находили путь при свете свечи и старались ступать в старые следы. И вдруг усталый мозг начинал воспринимать их не как углубления, а как выпуклости. Стараясь наступить на бугорки, с трудом, преодолевая боль, мы задирали ноги. Опомнившись — вот глупцы! —

какое-то время мы заставляли себя шагать по мнимым кочкам обычным шагом, но недолго. Через несколько дней мы поняли, что придётся примириться с этой нелепостью.

Но это выматывало последние силы.

Все эти дни мучительно болели волдыри на пальцах. Ещё до обморожения, когда руки просто мёрзли самым обычным образом, влага под тонкой оболочкой волдырей на всей поверхности пальцев превратилась в лёд. Возиться с печкой или мешочками с провизией было сущей пыткой; накачивать примус — и того хуже; но однажды после ужина я вскрыл шесть-семь волдырей и испытал огромное облегчение. После этого я каждый вечер обрабатывал подобным образом созревшие образования, иногда с трудом удерживаясь от стонов, пока они постепенно не исчезли.

Да, в эти дни и ночи не было такого часа, когда бы мне не хотелось стонать, но взамен я твердил придуманную мной присказку. Особенно, помню, она выручала меня в конце дневного перехода; ноги мои окоченели, сердце — бьётся замедленно, силы на исходе, всё тело застыло от холода, а я беру лопату и иду копать снег на борта палатки, в которой дежурный пытается разжечь примус. «Сам взвалил себе на шею, так давай теперь терпи, сам взвалил себе на шею…» — повторяю я и приободряюсь. Незаметно для себя я принимаюсь твердить: «Терпи, терпи, терпи, терпи, — и завершающим аккордом: — сам взвалил себе на шею!». В летнем санном походе одна из радостей в том, что силой воображения можно в течение многих недель переноситься за тысячи миль от места, где находишься. Отс, например, — любил в мечтах грузить съестные припасы на свою яхту (и собирался попробовать маринованную селёдочку). Мне же виделась маленькая вращающаяся полка моего собственного изобретения, но не с книгами, как полагается, а с пеммиканом, шоколадом, сахаром, галетами, какао, тут же рядом — кипящий котёл Нансена наготове, и я, придя домой, могу немедленно утолить голод. Иные переносились мысленно в театры, рестораны, охотились на диких гусей, гуляли с хорошенькой девушкой или девушками… Но нам всё это было заказано. Мы не могли ни на минуту отвлечься от своего окружения, подумать о чём-нибудь постороннем. У нас не было передышек. Я пришёл к выводу, что мне лучше не думать ни о прошлом, ни о будущем, жить только сиюминутной работой; сосредоточиваться лишь на одной мысли: как сделать её получше. Стоит только представить себе что-нибудь…

Первого июля ко всем нашим мукам добавился встречный ветерок, совсем не сильный. Но при -66° [-54 °C] даже легчайшие порывы ветра обжигают и вызывают немедленное обморожение открытых частей тела. Мы вооружились предусмотрительно запасёнными лоскутами непродуваемой ткани на меховой подкладке и сделали из них нашлёпки для носа, закрепляемые под шерстяным шлемом. Они оказались очень удобными, тем более что под ними- происходит, конденсация выдыхаемого воздуха, нижняя часть лица быстро покрывается плотной ледяной коркой, которая сама по себе также является своеобразной защитой. Для нашего похода это было нормальное состояние, вовсе не причинявшее неудобств, так как от соприкосновения со льдом кожу защищала борода. Мне эта ледяная маска нравилась, пока не приходилось снимать шлем, чтобы поесть горячего. За 8 часов мы прошли всего-навсего 2,25 мили.

Этой ночью сила ветра достигала 3 баллов, температура воздуха -65,2° [-54 °C], мела позёмка- погода была, одним словом, плохая, но, на наше счастье, к утреннему старту 2 июля ветер стих до лёгкого. Температура поднялась до -60° [-51 °C], весь день удерживалась на этом уровне и только вечером снова опустилась. В 4 часа пополудни

мы заметили полосу тумана слева над — полуостровом, тут же наши замёрзшие рукавицы начали оттаивать, а контуры земли, проступающие под светом звёзд, утратили чёткость.

Мы проделали, как обычно челноком, 2,5 мили, лагерь поставили в 8 часов вечера при температуре -65° [-54 °C].

Переход выдался очень тяжёлый, ноги у меня окоченели ещё до ленча и так до вечера и не отошли. После ужина я вскрыл шесть или семь волдырей, и мне сразу полегчало.

Смешно слышать, как некоторые говорят: «Ах, у нас в Канаде было -50° [-46 °C], и ничего, вполне терпимо», или: «В Сибири я застал шестидесятиградусные морозы».

А потом из разговора выясняется, что у них была добротная сухая одежда, спали они крепким сном в сухой тёплой постели, на воздух выходили на несколько минут из натопленного дома или поезда. Мороз для них можно сравнить разве что с тем, который ощущаешь, поедая ванильное мороженое с горячим шоколадным кремом после прекрасного обеда у Клэриджа. Мы же в нашем походе считали -50° счастьем, к сожалению редко выпадающим на нашу долю.

В тот вечер мы впервые отказались от свечи, в надежде что её заменит луна. Вышли намеренно задолго до её появления на небосклоне, но, как увидим, пользы от неё было мало.

Хотя однажды она спасла нас от верной гибели.

Случилось это несколько позже, когда мы находились в зоне трещин. Где-то слева от нас возвышалась невидимая гора Террор, а справа тянулся вал сжатия, выдавленный Барьером. Мы заблудились в темноте и знали одно — что спускаемся вниз по склону, сани чуть ли не бьют нас по пяткам. Весь день было темно, луну затянули облака, мы её не видели со вчерашнего дня. И вдруг на небе возник маленький просвет и луна осветила в трёх шагах от нас огромную трещину, затянутую сверкающей плёнкой льда не толще стекла.

Ещё секунда — мы бы на него ступили и сани непременно повлекли бы нас вниз. Вот тут мы и уверовали в успех нашего предприятия: Бог не может быть столь жестоким и спасти нас лишь для того, чтобы продлить наши муки.

Но пока что трещины нам не страшны: мы ещё не достигли того протяжённого участка, где Барьер, движущийся под тяжестью многих сотен миль лежащего за ним льда, наталкивается на склоны Террора, также могучей горы высотою 11 тысяч футов. Мы брели по лодыжку в рыхлом снегу, покрывающем этот безветренный, район. Снег казался бездонным и был не теплее воздуха, так что чем дольше мы шли, тем холоднее становилось ногам, да и всему телу.

Обычно в санном походе спустя четверть часа после старта начинаешь согреваться — здесь как раз наоборот. Я и сейчас часто непроизвольно постукиваю носком правой ноги о пятку левой: эту привычку я вывез из зимнего похода, так мы согревались на всех остановках. Впрочем, нет. Не на всех. Был один случай, когда мы просто улеглись на спину и уставились в небо, на котором сверкало восхитительнейшее из всех виденных нами сияний. Так, во всяком случае, утверждали мои спутники, я же по близорукости ничего не видел, а очки надеть не мог на таком морозе. Мы шли на восток; полярные сияния разворачивались перед нами во всём своём блеске впервые — предыдущим экспедициям, зимовавшим в заливе Мак-Мёрдо, это прекрасное зрелище отчасти заслонял вулкан Эребус. И вот мы лежим на спине, а небо почти целиком закрыто дрожащими сдвигающимися завесами, лимонно-жёлтыми, зелёными, оранжевыми, которые с быстротой вихря проносятся над нами.

Ночью минимальная температура -65° [-54 °C], 3 июля она колеблется между -52° [-47 °C и -58° [-50 °C]. Мы продвинулись всего лишь на 2,5 мили, и я про себя решил, что у нас нет ни малейших шансов дойти до пингвинов. Билл в эти ночи, несомненно, чувствовал себя очень плохо, но это мои собственные умозаключения, сам он никогда не жаловался. Мы знали, что по ночам спим, ведь каждый слышал храп соседей и всех посещали приятные сновидения и жуткие кошмары. Но мы не чувствовали себя выспавшимися, стоило на ходу чуть задержаться — и глаза сами собой закрывались.