САМОСБОР. Бетонное сердце
Шрифт:
— Хочешь сказать, что смерти не существует?
— Ни в коем случае! Смерть есть, и это факт. Я лишь хочу сказать, что она не обязательна. К примеру, взять зеркало. При нормальных условиях оно может висеть вечно и исправно выполнять свои задачи…
— Ну ты сравнил конечно, — перебил Кобра. — Человеческий организм далеко не кусок стекла с амальгамой.
— Хорошо, возьмем более сложное. Сколько выстрелов может сделать автомат, пока не выйдет из строя?
Беркут задумался.
— Если непрерывно, то около десяти тысяч.
—
— Потом нужна чистка и замена ствола.
— И после этой процедуры он может исправно выполнять свои функции?
— Да, но…
— А если заменить подвижные детали на самовосстанавливающийся материал?
— Бред, такого не бывает.
— Тело человека постоянно регенерирует и обновляется, а естественное старение — это лишь небольшой сбой. Если усовершенствовать его, то смерть станет пережитком прошлого.
Весь оставшийся путь Вадим в красках расписывал идеальную, по его мнению, утопию. Мир, где все едины и бессмертны. Впервые за долгое время в его глазах зажглась живая искра. Он излучал непоколебимую веру в свои слова, хоть и звучали они архибредово.
«По крайней мере, — рассуждал Бард, — у человека есть своя мечта, что редко бывает в наши дни». Люди привыкли не загадывать на будущее и просто плыть по течению. Ячейка — работа — работа — ячейка. Привычный ритм, повторяющийся барабанной дробью, гнет жизненную кривую, замыкая ее в петлю.
— Звучит все очень красиво, — усмехнулся Кобра, — да ты бы не сильно распространялся об этом, а то попахивает крамолой на партию. Особый отдел очень любит такое.
— Пусть спустятся сюда, — сказал Беркут, — и не тем еще завоняет.
Оставались последние пять метров. Вадим хоть и не подавал виду, но ему переход давался сложнее, нежели другим. Вода медленно просачивалась сквозь плотные швы обувки. Пальцы ног слегка онемели от сырого холода, делая каждый шаг еще труднее. Он положил руку на дверь в надежде получить дополнительную точку опоры, как в то же мгновение раздался настойчивый стук. Бойцы замерли. Вадим отпрянул в сторону, едва не потеряв равновесие.
— Что это? — прошептал Беркут.
Кобра жестом приказал ему заткнуться и стал прислушиваться. Стук повторился и стал более длинным. Кто-то явно хотел привлечь их внимание.
— Эй! Здесь кто-нибудь есть? — раздался глухой женский голос. — Дверь заело! Выпустите меня!
Отряд стоял, как вкопанный, не зная, что делать. Тратить время на еще одного гражданского, которого, возможно, придется тащить на себе, мало кто хотел. Как это ни ужасно, так думать, но выживание отряда важнее.
— Мама, кто там? — появился новый, уже детский, голос. — Они нас выпустят?
Беркут подошел к двери и схватился за прикипевший гермозатвор.
— Держитесь, сейчас откроем! — сказал он и навалился на вентиль.
Упрямый механизм успел провернуться на сантиметр, как тут же был остановлен подоспевшим Коброй.
— Ты что делаешь,
— Там ребенок, ты же слышал!
— Нет там никого!
Беркут не мог поверить в такой крайний цинизм товарища. Да, он знал, что иногда приходится оставлять безнадежных на смерть, и несколько часов назад он так бы и поступил. Но дети! Дети этого не заслуживают.
— Мне страшно, — срывался на плач голос. — Я хочу есть.
Беркут буквально сжигал Кобру презрительным взглядом.
— Это, по-твоему, никого нет?!
— Слушай сюда, малец. Я не знаю, что находится за этой дверью, но это точно не человек.
— С чего ты взял?
— Просто поверь и уходи.
За дверью послышался плач.
— Откройте, пожалуйста. Тут темно и страшно, — стонал ребенок, или то, что выдавало себя за него. — Не уходите, пожалуйста! — голос становился все громче и тревожнее. — Тут монстры! Помогите! Они нас съедят!
Беркут с сомнением оглянулся, но Кобра стал буквально выталкивать его наружу. Возможно, он еще долго будет вспоминать этот эпизод, постоянно задавая себе один и тот же вопрос: «Правильно ли я поступил?». С каждым шагом к выходу мольбы о помощи становились все громче. Детский плач искажался и больше походил на свист бормашины. Нарастающий шум перешел в нестерпимую головную боль. Словно кто-то бурит виски, наматывая мозговую ткань на ржавое сверло.
— Нет, я должен.
Тело Беркута уже не подчинялось своему хозяину. Он оттолкнул Кобру в стену и побежал к источнику голоса.
— Твою же… — Бард выхватил автомат и уже готов был пристрелить бойца, но было поздно. Гермозатвор издал последний ржавый писк, и ударная волна сбила с ног всех, кроме Беркута. Дверь тихонько отворилась.
Ничего. За ней не было абсолютно ничего. Непроницаемая пелена тьмы скрывала убранство ячейки.
— Сюда, скорее! — звал голос.
Из пустоты протянулась маленькая детская ручка. Беркут нежно вложил ее в свою ладонь. Кожа была холодной на ощупь и неестественно твердой. Но бойца это никак не насторожило. Беркут почувствовал режущий железистый запах. Тонкая капля крови упала из носа на губу, а на душе стало необъяснимо легко.
Внезапный свист лезвия, и нож вошел в детское запястье по самую рукоятку. Кобра успел вовремя. Сущность издала нечеловеческий визг и скрылась в темноте, отпустив руку бойца. С глаз Беркута словно пелена упала, а здравый рассудок постепенно возвращался. Темная завеса медленно растворилась, теперь на ее месте была обыкновенная бетонная стена.
— Что? Что это было? — сбивчиво повторял Беркут.
— Не знаю, — ответил Кобра, — и не хочу знать.
— Я будто сам не свой был. Где-то в глубине души я хотел не хотеть открывать, но что-то вело меня. Что-то изнутри меня.