Самые жестокие преступники. Психологические профили нацистов, диктаторов, сектантов и серийных убийц

Гарридо Висенте

Я упоминаю здесь «Белую розу», потому что она помогает лучше понять Геббельса и его роль в Третьем рейхе. Словно Софи и те, кто так отчаянно рисковал жизнью, были одними из немногих, кто осознал, что вся нацистская идеология – это гигантская выдумка, и кто-то должен был разбудить немецкий народ от этого кошмара, указав пальцем на Гитлера и его окружение, крича, что, ради бога, нужно остановить весь этот ужас [34] .

По сути, эти две жизни, существовавшие одновременно – Геббельс, использующий весь государственный аппарат в высшем стремлении сохранить иллюзию, которая продолжала отправлять его соотечественников на смерть, и Софи с ее листовками, провозглашавшая, что все это – позорная ложь, направленная против человечества, – прекрасно иллюстрируют жизненную цель нацистского лидера и его успех, достигнутый

для Гитлера и нацизма. В конечном итоге этот успех заключался в том, что Геббельс создал грандиозный спектакль, где зрители чувствовали себя счастливыми и ободренными после тягот Версальского мира, вдобавок им пообещали, что они станут хозяевами мира.

34

Читатель может посмотреть замечательный фильм «Софи Шолль: последние годы» (режиссер Марк Ротермунд, 2005), чтобы получить трогательное и трепетное представление об этом восхитительном эпизоде сопротивления нацистам.

Это счастье включало в себя принятие «полного пакета» нацизма без особых внутренних конфликтов: евреи как главный враг немецкого народа (вместе с коммунистами), Гитлер как мессия новой религии, арийская раса как единственная имеющая право править миром по сценарию, написанному словно для кино, и война как необходимый инструмент для того, чтобы Третий рейх мог возглавить цивилизацию на следующие тысячу лет. Лишь немногие, такие как Софи, смогли подняться и забросать тухлыми яйцами экран, перед которым зрители находились в гипнотическом состоянии.

В сознании Йозефа Геббельса

До сих пор ведутся споры, был ли Геббельс создателем современной массовой пропаганды, а также о степени ее эффективности. Безусловно, Орсон Уэллс уже в 1938 году продемонстрировал, что с умелым и манипулятивным использованием самого мощного на тот момент средства коммуникации – радио – можно было мобилизовать массы, внушив им фантастические идеи вроде того, что Земля подвергается вторжению марсиан. Однако Геббельс вывел массовую коммуникацию на совершенно новый уровень, создав единый и гегемонический дискурс, который действовал как Большой Брат из романа Джорджа Оруэлла «1984».

Только нацизм оказался в исторически благоприятных условиях, чтобы использовать весь потенциал радио (через массовое производство и распространение дешевых приемников) и кинематографа. Эйзенштейн внес свой вклад в создание мифологии Русской революции с помощью кино, но его немые фильмы демонстрировались в огромной стране и их эффект едва ли мог быть значительным. Геббельс же находился во главе управления сознанием нации, живущей в государстве более умеренных размеров, современном и почти полностью охваченном радио и кинематографом, которые в те годы достигли значительного технологического и индустриального развития. Таким образом, у Геббельса были все необходимые инструменты, чтобы «продать» свой фильм нации, оказавшейся «в плену».

Именно это состояние пленения аудитории пропаганды некоторые историки приводят в качестве аргумента, умаляющего заслуги доктора филологии: «Ну, так любой смог бы!» – утверждают они. И да, с точки зрения креативности, Уэллс в 1938 году добился гораздо большего. Но это не отменяет того факта, что Геббельс использовал все свои огромные преимущества с поразительной эффективностью. Не будем забывать, что наш герой – человек высокообразованный. По сути, он был единственным среди высшей нацистской элиты – Гитлера, Бормана, Гиммлера и Геринга, – обладающим такой культурной подготовкой. Только он мог создать тот фантастический и параноидальный нарратив, который лег в основу нацистского режима и способствовал тому, что Германия продолжала сражаться и отправлять евреев в газовые камеры до последней минуты.

При поддержке Вагнера и крепкой команды кинематографистов, радиопрофессионалов и графических художников, а также используя порабощенную прессу, Геббельс создал теллурический и мифический образ прошлого, героический нарратив, который служил успокоительным для тех, кто слышал отдаленное эхо войны, которая «всегда идет хорошо», а трагическая сторона которой показывалась только родным погибших.

Разумеется, начиная с 1943 года ситуация усложнилась. Союзники начали массированные бомбардировки немецких городов, и – в некотором роде поэтическая справедливость – среди бомб с неба падали листовки «Белой розы», доставленные Сопротивлением. Однако Геббельс всегда делал ставку на повышение. В отличие от тучного фельдмаршала Геринга,

у него не было жизни вне нацистской партии. Когда он решил стать глашатаем Гитлера, его жизнь не имела никаких стимулов. Низкорослый, хромой, отвергнутый газетами, когда еще пытался быть писателем, он нашел в компании ефрейтора, ставшего мессией, мощную причину, чтобы бороться и стать значимой личностью.

Да, оказавшись у власти, он наслаждался привилегиями своего положения – роскошной жизнью и многочисленными актрисами, жаждущими успеха и неспособными отказать ему в своих услугах. Но это было далеко от того гедонизма, в котором купался фельдмаршал, нашедший в своей нацистской принадлежности средства для великолепной жизни среди украденных произведений искусства, сытной еды и женщин; морфий подкрепил страсть к жизни, которую он начал испытывать, став асом авиации в Первой мировой войне.

Это объясняет, почему в последние дни существования нацистского режима, когда уже не было другого выхода, кроме как спасать собственную жизнь, Геббельс оказался единственным из высокопоставленных нацистов, кто остался с Гитлером. Он создал фантастический нарратив Третьего рейха, рассчитанного на тысячу лет, и полностью в него верил. Лучшая интерпретация личности Геббельса заключается в том, чтобы рассматривать его как самого преданного члена секты – культа, который он сам решительно помогал создать вокруг Гитлера. В строительстве этого убийственного мифа ему оказала значительную поддержку его жена Магда, ведь, несмотря на все проблемы в их браке, так называемая первая леди рейха также оставалась верной последовательницей гитлеровской секты.

В этом контексте следует понимать трагедию, связанную с убийством ее шести детей. Сама Магда ясно и просто объяснила это в письме, отправленном своему старшему сыну (от первого брака), который в тот момент находился на фронте, за несколько часов до их самоубийства с мужем и уничтожения их детей: «Мы не хотим жить в мире без Гитлера», и они не хотели такого будущего для своих детей. В отличие от других случаев семейных убийств, где один из родителей убивает детей из мести или злобы, этот ужасающий случай служит крайним примером так называемого альтруистического, или расширенного, самоубийства: они убивают из любви, чтобы дети не страдали в мире, когда родителей уже не будет [35] .

35

Убийство детей, а также другие формы множественных убийств рассматриваются в моей работе «Многократные убийцы и другие социальные преступники». Барселона, Ariel, 2016.

В конечном итоге объяснение личности и деятельности Йозефа Геббельса нужно искать как в его биографии, так и в историческом контексте, в котором он жил. Когда он встретил Гитлера, Геббельс был униженным человеком без будущего; он не обладал харизмой, но, как и Гитлер, стал выдающимся оратором благодаря упорству. Гитлер проповедовал новую религию, тогда как у Геббельса не было никакой (его научный руководитель был евреем!), но он отчаянно искал веру. Религия Гитлера была предназначена не для загробной жизни, а для настоящего, и Геббельс быстро осознал, что роль верховного жреца даст ему цель, важность и власть. Он писал в своих дневниках: «Национал-социалистическая партия стала новой верой, ради которой следовало пожертвовать всем». С почти полным отсутствием привязанности к традиционной жизни и лишенный прочных моральных ценностей, Геббельс поклялся в верности своему фюреру и создал для него захватывающую мифологическую сценографию, которая обрела земные черты на фоне горящих книг и факелов ночных маршей.

Он быстро понял, что одной «нацистской библии» (Mein Kampf) недостаточно для создания нового культа – необходимо было создать коллективную иллюзию, полную лжи и мифов, за которую бы ухватился немецкий народ, чтобы не думать об ужасах, совершенных во имя нации. Когда Геббельс сделал этот шаг, пути назад уже не было.

Его жизнь потеряла смысл без нацистской партии. Геббельс стал моральным чудовищем по собственному выбору. Как и все тираны, он был глубоким нарциссом, но его руки не были запятнаны кровью кроме того дня, когда он принес в жертву своих детей. Он не был кровожадным убийцей или садистом. Подобно Аврааму, готовому убить своего сына Исаака по приказу Бога Израиля, у Геббельса не оставалось другого выбора, когда рухнул мир, который он столь решительно помогал строить. Не потому, что он ожидал награды в загробной жизни, а потому, что его бог был уже мертв и смысла жить у него больше не было.