Саспыга
Шрифт:
Табуретка подо мной плывет, и воздух становится темным, кислым и начисто лишенным кислорода. Я не хотела этого помнить, да? Я даже не хотела помнить, сколько лет уже не ходила с Ильей наверх. Сколько лет даже толком не разговаривала с ним.
Избушка Ильи стоит на самом краю Кучындаша — там, где урочище сужается, снова превращаясь в долину, прорезанную разбитой дорогой на Озера. Илья здесь только летом, на зиму он возвращается в город, но его домик намного теплее и крепче, чем развалины, в которых живет (иногда ночует) Ленчик. Коновязь и очаг под навесом, но никакого огорода — только слегка пощипанная
Я рассматриваю его исподтишка. За это время он постарел. Все тот же красноватый загар и светлые до белесости волосы, но — глубокие складки на лице, но — новый, серебристый оттенок щетины… Да сколько же времени прошло?!
(— Телефончик-то я записал, — говорит Сыч. — Только… Да ладно, и правда, погнали завтра с утра.
Я бы запрыгала от радости, но в голову тут же забредает трусливая мыслишка: несколько дней наверху в компании Мишки и Сыча — это же свихнуться можно. Вот бы с нами был кто-то, с кем можно разговаривать, не выбирая слов и не ожидая подвоха. Кто-то, с кем я привыкла чувствовать себя в горах свободно, весело и безопасно. Кто-то, кто покажет то красивое, что я сама не заметила. Кому я привыкла доверять с самого первого своего похода, с тех пор как я была ошалевшей от гор туристкой, а он — инструктором, учителем, гуру…
— Ты же пойдешь? — спрашиваю я Илью. Я знаю, что ни единому слову о саспыге он не верит — не так у него мозги устроены. У Ильи на лбу написано: какой только дурью не маются.
— Ты же знаешь, я не охотник, — уклончиво отвечает Илья, и Мишка насмешливо фыркает в темноте, тихо, но отчетливо. Тени у рта Ильи становятся чуть глубже, и мне хочется зашипеть на Мишку. Расфыркался тут как дурак.
— Ну и что, — я подаюсь вперед, едва удерживаясь, чтобы не схватить Илью за рукав. — Интересно же! Может, в новые места забредем, ты ведь тоже еще не все облазил! — Илья с сомнением качает головой. Он колеблется, и я, ерзая от нетерпения, умоляюще складываю руки. — Да ладно тебе, поехали!. . )
…Моя тень падает на Илью, и он резко садится. Въезжает босой ногой в седельные ремни, сваленные в кучу. Шипит от боли и морщится, наступив на пряжку.
— А, это ты, — наконец говорит он. — Привет!
Он рад. И он удивлен, искренне удивлен. Я копаюсь в памяти — когда последний раз, когда? — и ничего не нахожу. Так, привет, пока, я вечно была занята, когда он заглядывал в «Кайчи». Мы вяло перебрасываемся репликами — как дела да что с погодой… Я хочу рассказать про буран и как дошла до белых скал, но тогда придется выкладывать все, а я не знаю, как об этом говорить. И мне неловко упоминать саспыгу. Вся эта история с саспыгой вдруг видится мне грубой, отвратительной, почти непристойной. Я просто стесняюсь напоминать о ней Илье.
— Что-то мы с тобой вообще вместе ходить перестали, — говорю я.
— Да ну, сколько можно по кругу бегать, — машет рукой Илья. — Я туристов уже видеть не могу, да и маршрут… Как ни изобретай, все равно одно и то же выходит. Надоело. Я уж лучше как-нибудь сам…
— Давно наверху был? — Как же так, думаю, как это так — надоело?
Илья оживляется:
— Да вот на днях спустился. Отлично сходили. Я думал, напряжно будет, там
— А говоришь, надоело, — улыбаюсь я в ответ.
— Ну, это другое дело, — качает головой Илья. — Говорю же, я прямо отдохнул. Это же не поход, когда туристам пальцем надо показывать, где красиво, а они потом еще и недовольны, что им плохо объяснили почему. Мы место под турбазу искали…
У меня вырывается странный звук — полустон, полухрюканье.
— Под турбазу?! — хрипло переспрашиваю я. — Прямо там, наверху?
— Ну да, — увлеченно кивает Илья, — только не конную, а…
— Под турбазу, — тупо повторяю я.
— Угу. Я им все подходящие места показал, еле выбрали. Со следующего лета строиться начнут — знаешь, на том озере, как к Альбагану идти.
— Знаю, — замороженно говорю я.
— Ну да, ты там еще все с какой-то странной ягодой носишься.
Я ношусь с шикшей — там целая плантация шикши, самая большая из всех, какие я вообще здесь видела. Единственное место, где ее на самом деле много, а не два-три бесплодных кустика, едва заметных из-под ягеля…
— Погоди, — говорю я, — погоди… И что, мы к Альбагану теперь будем мимо какой-то дурацкой турбазы ходить?!
— Ну, это вряд ли, — пожимает плечами Илья, — они же там огородят… да и зачем вообще туда ходить, все равно никто не врубается, как ни показывай. Зато туда с другой стороны можно на джипах подняться, ну, или на шестьдесят шестом. Отличное место. Они там что-то шикарное строить будут — я проект видел, там коттеджи навороченные, гараж на двадцать квадриков, они там на квадриках будут гонять, прикинь, весь наш маршрут за день, круто, а?
— На квадриках…
Меня тошнит. Перед глазами плывут развороченные тропы, черные пятна мазута на белом ягеле, выброшенная в нежные фиалки канистра из-под бензина. Мне хочется завизжать и вцепиться ногтями в спокойное, довольное лицо Ильи.
— Ты же вроде говорил, что будешь шины им резать на стоянках, чтобы не лезли, — глухо говорю я.
— Да ну, когда я такую чепуху говорил, — отмахивается Илья, и его кирпичный загар становится чуть краснее. Он снова принимается говорить — про чудную снарягу, кое-что надо бы себе завести, заплатили-то о-го-го как, и снова про квадрики — а не купить ли ему квадрик, а то с конем возни все-таки многовато, а уж он-то, Илья, придумает, как проехать куда угодно… Я слушаю его — и не слышу. Стараюсь не слышать. Не хочу его слышать, блин, это же Илья…
— И тебя совсем не напрягает, что там будет база? — спрашиваю я. — Тебе от этого… ну, не грустно?
И он удивляется:
— Грустно? С чего бы?
— Ладно, мне ехать надо, — говорю я.
Караш ждет меня. Неутомимый, надежный, готовый отвезти куда угодно. Мертвый.
— Подожди… — окликает Илья, когда я уже отвязываю коня от забора. — Помнишь нашу фишку — что тень от птицы есть, а птицы нет?
Я киваю. Эта тень залетела в голову Ильи (а из нее — в мою) на следующий год после саспыги, когда он пробил тропу по нижней стороне Багатажа. Его прямо заедало этой тенью, а я кивала, соглашалась и ничего не делала.