Счастье Раду Красивого
Шрифт:
– Я думал об этом, - признался Мехмед, - поэтому хотел увидеть их прежде, чем окончательно решить дело о походе.
Султан вздохнул, и на его лице вдруг появилось такое выражение, как будто он только что заглянул в манящие двери рая, а теперь сожалеет, что не способен ступить через порог.
– У них не может не быть склонности, - уверенно произнёс турецкий правитель.
– Ведь эти дети так на тебя похожи! Они почти такие, как ты был когда-то. Их красота и свежесть в один миг покорили меня. Глядя на твоих сыновей, я почувствовал, будто за окнами наступила весна. А в моём сердце она и впрямь
– Но им всего по десять лет.
– Я подожду года два-три. За это время мальчики привыкнут ко мне, перестанут меня стесняться. Не беспокойся. Я не стану их принуждать, как и тебя не принуждал в своё время. Ты сам захотел подчинился.
Меня внутренне передёрнуло: "Захотел? Я воткнул тебе кинжал в ногу! Уже не помнишь? А затем ты сказал, что отрубишь мне голову, если я не подчинюсь тебе. И я подчинился. Это называется "захотел"? Вот так тебе это видится?"
Снова взглянув на меня, султан недовольно скривил губы:
– В чём дело? Ты же смирился, что моё сердце не может принадлежать лишь тебе. Ты же смирился, что на мой небосклон старая луна уже не взойдёт. Или ты лгал мне, когда говорил, что смирился? Тогда смирись сейчас, потому что ты смешон. Ты как стареющая мать, которая завидует красоте дочерей вместо того, чтобы радоваться за них.
– Мне не завидно, повелитель, - всё так же с горечью произнёс я, - а что касается смирения, то я обманывал сам себя. Не могу и не хочу смириться с тем, что любовь так зависима от свежести лица. Уходит свежесть, и лицо уже не вызывает любви. Разве это истинная любовь? Может, это ты обманывал меня долгие годы, повелитель? Обманывал, когда говорил, что любишь.
Мехмед снова засмеялся:
– Посмотрите, кто уличает меня в обмане! Притворяешься печальным из-за того, что я тебя больше не люблю, а ведь сам ты уже давно нашёл себе утешение. Думаешь, я не понял, кто этот юноша, которого ты поставил присматривать за своими сыновьями? По правде говоря, мне странен твой выбор. Этот юноша совсем не красивый. Ты мог бы найти кого-нибудь получше. Но, может, у него есть скрытые достоинства, о которых я не знаю?
Султан явно намекал на достоинства или умения, которые ценятся лишь на ложе, поэтому мне снова захотелось кинуться на этого человека и попробовать задушить. Ранее он в очередной раз унизил меня, назвав старым, но к такому я давно привык, уже не чувствовал обиду. А вот когда Мехмед своими замечаниями стал обесценивать любовь, которую я открыл для себя... И всё же следовало думать не об этом, а о возможном побеге.
– Ладно, хватит злиться, Раду, - теперь султан улыбался примирительно.
– Ты получишь от меня, что хочешь, и я получу от тебя, что хочу. Этого достаточно, чтобы нам с тобой быть друзьями, а не врагами.
"От такого человека надо бежать, как можно дальше", - меж тем думал я, а вслух произнёс:
– Перестану злиться, когда ты дашь мне увидеть моих сыновей. Мне сказали, что их держат взаперти и охраняют, никого к ним не
– Конечно, - поспешил ответить Мехмед, - завтра же всё изменится. Ты увидишься с сыновьями.
– Почему не сегодня?
– Потому что завтра состоится совет, помнишь?
– султан хитро сощурился.
– Я уже придумал, как сделать так, чтобы каждый из нас был уверен, что другая сторона исполнит обещание. Завтра будет совет, но сам я на совете присутствовать не буду. Мы с тобой будем в смежной комнате, примыкающей к залу, за ширмой. Ты своими ушами услышишь, как объявят о будущем походе. А затем к нам в комнату приведут твоих сыновей, но ты ни слова не скажешь им о том досадном недоразумении, которое между нами приключилось. Я сказал твоим сыновьям, что ты в отъезде. И завтра ты подтвердишь, что был в отъезде. А затем скажешь своим сыновьям, что теперь они будут жить у меня во дворце. Скажешь им, что я твой очень хороший друг, и что двенадцать лет назад помог тебе получить трон.
Моя надежда на побег таяла с каждым мгновением, но мне следовало дослушать, а Мехмед говорил, всё больше увлекаясь:
– И ещё ты скажешь сыновьям, что до того, как с моей помощью стал правителем, жил в моём дворце. Жил точно так же, как теперь станут жить они. Вели им во всём меня слушаться. И добавь, что очень огорчишься, если узнаешь об их непослушании.
Когда ребёнку десять лет, как было Мирче и Владу, он легко поверит, что "всё" это и впрямь "всё", даже если велят делать отвратительные вещи. Если бы я сказал такое сыновьям, то мог бы считать их уже сломленными, но всё же у меня оставалась небольшая лазейка.
– А после этого мне можно будет провести с сыновьями хотя бы несколько дней? Я покажу им дворец, покажу город.
Мехмед напрягся:
– Нет. Тебе будет не до того, потому что ты поедешь возвращать свой трон. Я дам распоряжение никополскому бею, чтобы опять помог. Ты снова станешь правителем и начнёшь собирать своих людей для войны со Штефаном-беем. Конечно, моё войско будет велико, но и твои люди окажутся там не лишними. Поход состоится этой зимой. Дело решённое.
Султан ясно давал мне понять, что исполнит свою часть обещаний, но мне это было безразлично, потому что я понял: "Если велю сыновьям слушаться султана, у меня уже не будет возможности взять своё слово назад, и тайно увезти сыновей тоже не смогу, а в следующий раз султан позволит увидеть их лишь после того, как слова уже не будут иметь значения".
Мне снова захотелось кинуться на султана и попытаться задушить, но я заставил себя улыбнуться:
– Договорились, повелитель.
Я сказал это, чтобы завтра мне дали хотя бы увидеть моих детей. Вероятнее всего, в последний раз.
* * *
Вернувшись в свои покои, я всё рассказал своим слугам и Милко. Рассказал, чего Мехмед добивается от меня, и что я не намерен подчиниться, поэтому буду наказан, но мне не хотелось, чтобы султанский гнев коснулся кого-то ещё.
– Не хочу, чтобы вы понесли наказание заодно со мной. Поэтому завтра утром, до того, как начнётся заседание совета, уезжайте. Вас не хватятся. Вы султану не нужны. И вам незачем приносить ради меня жертвы. Это ничего не изменит.