Счастье Раду Красивого
Шрифт:
– Беги, государь, беги, пока можешь, и приведи турецкую подмогу. Забери сыновей, чтобы никто не пленил их, и всю казну, которая есть сейчас в подвалах, чтоб ни денежки не досталось Штефану и Басарабу.
Стойка подождал, пока утихнут чужие голоса, и добавил:
– Пусть Штефану теперь у нас сытно, но не будет он долго гостить. Уйдёт недели через три, а тут ты вернёшься, и Басараба мы выгоним. А ещё лучше - уйти ему не дадим. Отрубим голову.
Мне невольно вспомнились слова самого Штефана о том, что Басараб - никчемный человек, и что сажать его на румынский трон - всё равно, что приставлять отрубленную
– А с венграми договоримся, - меж тем продолжал этот боярин.
– Зачем бы они ни пришли, договоримся.
Всё это было правильно, но означало, что сыновей мне придётся взять с собой в Турцию. И Милко тоже должен был бы отправиться со мной. Оставлять его Басарабу во второй раз я не собирался. Но моим детям, как и возлюбленному в Турции грозила опасность. И очень серьёзная.
– Стойка, а помнишь, что я говорил тебе в прошлый раз о своих сыновьях, когда оставлял тебя с ними в Джурджу?
– Помню, государь, - ответил тот.
– И что же?
– Оставь их снова в Джурджу, - невозмутимо ответил боярин.
– Никополский бей уж точно не отдаст их ни Штефану, ни Басарабу, ни венграм.
– А султану?
– спросил я.
– Если султан узнает, что мои дети в крепости, то может потребовать их к себе.
– А как он узнает?
– всё так же невозмутимо возразил Стойка.
– Только если никополский бей напишет письмо. А зачем он станет это делать? Не станет. Ведь он получает от тебя деньги и подарки за то, что хранит твоих детей. А от султана что получит?
– Верно, - пробормотал я, но мне всё равно было неспокойно, а остальные присутствующие и вовсе не понимали, зачем их государь завёл разговор о детях. Удивлённые взгляды бояр ясно говорили: "Ты теряешь время на пустяки вместо того, чтобы готовиться к отъезду. Каждая минута дорога".
– А если отвезти их в Брэилу?
– сделал я последнюю попытку.
– В Брэиле нет оборонительных стен, - покачал головой Стойка.
– Тогда уж оставь их в рыбацкой деревушке на берегу Дуная и это будет то же самое.
Как видно, выбора не оставалось, и я решил, что Мирча и Влад опять отправятся в Джурджу. И Милко с ними. А Стойка присмотрит за всеми троими, пока меня не будет.
* * *
Снова направляясь в Турцию, я досадовал и радовался в одно и то же время. Досадовал, потому что положение моё опять ухудшилось, и мне будто напомнили в очередной раз, что Раду Красивый сам не может себя защитить, вечно вынужден просить помощи. А радовался, потому что мой замысел, когда я хотел натравить султана на молдаван, теперь обещал исполниться. "Чем хуже, тем лучше, - мысленно повторял я себе.
– Приеду к султану, расскажу о том, что Штефан опять напал на меня, и Мехмеду ничего не останется кроме как принять решение о походе в Молдавию".
У меня было странное чувство, что судьба моя идёт по кругу. Снова, как почти год назад, я отправился в Истамбул, оставив детей в Джурджу. И снова это было не посольство, а поиск убежища. И султан опять должен был принять меня не в тронном зале в присутствии визиров и прочих сановников, а в своих личных покоях. И опять я готовился произнести почти те же слова, что год назад:
–
Однако в этот раз я надеялся сойти с круга: "В прошлый раз мне почти ничем не помогли, лишь приказали никополскому бею дать мне бесплатно семнадцать тысяч воинов. А теперь соберётся огромная армия, больше ста тысяч, которая двинется в Молдавию. И это поможет мне вернуть жену и дочь!"
Разумеется, я ждал вопроса и о сыновьях, поэтому заранее приготовился лгать и придумал историю.
Думать о том, как стану лгать Мехмеду в таких делах, было страшно. Это совсем не то же самое, что лгать о своих чувствах. О чувствах я лгал султану с самого отрочества и ни разу не был уличён. Что ж... теперь приходилось учиться лгать по-новому, но я был уверен, что сумею. Даже будучи пьяным, сумею.
Вот почему я нисколько не растерялся, когда понял, что подробно рассказывать о своих бедах мне опять придётся поздним вечером, сидя всё на том же просторном возвышении, заваленном подушками, и попивая вино, которое надо наливать из чайничка, потому что оно подогретое. Другое султану не хотелось пить в холодный октябрьский вечер.
– Так почему же ты не взял сыновей с собой?
– удивлённо вопрошал Мехмед, отставив пустую пиалу.
– Здесь, в Истамбуле, им безопаснее всего.
– Да, повелитель, да.
– Я сокрушённо опустил голову.
– Но нельзя было знать заранее, когда Штефан-бей явится, и так вышло, что я отправил сыновей в монастырь на севере близ гор. Решил, пусть постигают книжную мудрость. В монастыре очень богатая библиотека и я подумал, что надо отвезти сыновей к этому источнику знаний, раз уж нельзя перенести источник в мою столицу.
– Говори короче, - нахмурился султан, - я не понимаю, к чему ты ведёшь.
– Сыновья мои были там, когда пришёл Штефан-бей с войском, - я стукнул себя по лбу, будто хотел наказать за глупость.
– Штефан пришёл неожиданно, и мне пришлось бежать на юг, а мои сыновья остались на севере моих земель. Всё, что я успел, это послать повеление, чтобы слуга, который отвечает за них, вёз их скорее за Дунай, то есть сюда, а если на пути встретятся люди Штефана и никак нельзя будет объехать, пусть поворачивает обратно на север и скроется с моими сыновьями в землях венгров.
Лицо султана просветлело:
– Так значит, твои сыновья всё ещё могут сюда приехать? Нужно только подождать?
– Да, повелитель, да, - ответил я, стараясь не выглядеть совсем уж простаком.
Впрочем, месяц назад я действительно оказался простаком, потому что не понимал, отчего Мехмед медлит с решением выступать в поход. А всё объяснялось просто: султан надеялся, что Штефан ещё раз нападёт на меня, а я опять приеду искать защиты в турецкую столицу и привезу сыновей с собой. Султан ведь сам велел мне так поступить, когда мы говорили об этом год назад. И если бы я выполнил повеление, мои сыновья достались бы Мехмеду без всяких условий с моей стороны, а затем он смог бы решить, действительно ли ему нужен поход против Штефана, или с этим врагом можно договориться о мире. Судьба моей дочери и моей жены в результате этого договора наверняка осталась бы неизменной, они продолжили бы жить в Сучаве, но Мехмеда это не заботило - главное, что мои сыновья оказались бы в Истамбуле.