Счастливая черкеска
Шрифт:
Ирбека я нашел в одной из уборных: рядом с торопившимися одеться, о чем-то весело спорившими молодыми танцорами задумчивый джигит смотрелся как патриарх, как всезнающий старейшина на шумном празднике жизни.
— Вот о чем тебя хочу попросить, — начал я. — С нами одна молодая особа, наша станичница Наташа, жена друга Славы Филиппова: в этих фильмах, что у нас снимали ребята-осетины, ты ее видел наверняка. Красавица-казачка с двумя маленькими дочками — для Игоря Икоева эта картинка была как заставка: переходила из фильма в фильм. Готовится выйти
Концерт был великолепный, что там и говорить!.. Может, настроение зала передалось и политикам?.. В ударе были и выступивший с короткой, но очень точной, судя по настроению зала, речью президент Осетии, и ответивший ему сердечными и доброжелательными словами московский мэр…
Но мы, конечно, ждали минуты, когда на своем Асуане на сцене появится еще один нестареющий лидер, столько лет отдавший тому же самому: искреннему служению верному братству меж осетинами и русскими…
Вот он, наконец, вот он!
Торжественным, парадным шагом выступает на середину сцены и замирает напротив всего притихшего зала красавец-Асуан и в древнем приветствии прикладывает руку к сердцу влитой в седло всадник — словно выточенный самим временем джигит в строгой черкеске. И зал, конечно же, отвечает ему жаркими аплодисментами.
Начинается эффектный проезд по кругу, и снова остановка посреди сцены, поближе к рампе: свеча!..
Как изящно, как охотно становится «на оф» Асуан: тоже понимает, что нынче — большой праздник?
Наконец, он выставляет переднюю ногу и вытягивает над ней шею: это «комплимент» — глубокий поклон.
«С Богом! — подталкиваю я свою молодую станичницу. — И не волнуйся, иди с достоинством — Ирбек тебя непременно подождет!»
Зал неистовствует, и джигит заставляет Асуана кланяться еще и еще раз. Наташа с цветами успевает: вот она, приподняв букет, стоит совсем неподалеку, ждет, пока на все четыре копыта опустится Асуан: чтобы доставить радость сидящим в зале землякам, Ирбек снова поднял его «на оф». Вот наша казачка подходит к лошади, протягивает всаднику цветы, он слегка наклоняется, чтобы принять их и легким кивком благодарит ее… нет!
Решил, что поблагодарить должен еще раз и Асуан?.. Еще один «комплимент»!
После поклона Ирбек — это видно! — направляет лошадку за кулисы, та делает несколько шагов к занавесу, но потом вдруг резко берет влево и возвращается на круг… Останавливается посреди сцены и сперва мотает головой — просто кланяется, а потом снова выходит на «комплимент»…
Что такое?! Неужели Асуан ослушался и не хочет уходить?.. Нет, не хочет!
Может, так же, как я — Ирбеку, ему тоже кто-нибудь шепнул перед этим на ушко: дождись, мол!.. За мною — охапка душистого сена с родных тебе альпийских лугов!.. Не торопись уходить, Асуан!
Мы сидим близко — вижу, как смеется Ирбек, лицо его молодеет… ишь ты!
Понравилось Асуану: давно не выступал
Или он, умница, и в самом деле, слишком хорошо все понимает и многому знает истинную цену?..
Весь зал стоит, зал тоже все понял: он аплодирует, говорит что-то радостное и доброе, смеется, во-всю хохочет, здесь и там что-то весело кричат по-осетински. И мне вдруг представляется другая картина: как холодною ночью в мокрой бурке едет Ирбек по пустынному проспекту, как мимо проносится блестящий от дождя «мерседес» с догоняющими его черными «джипами», как автомобильный кортеж замедляет ход и начинает разворачиваться… Кто он, на самом деле, таков — этот одинокий всадник, этот странный джигит, этот горец?
Разошелся Асуан: опять кланяется…
Глаза у Ирбека блестят: тоже от смеха слезы выступили?… Или это — другие слезы?
Единственные, которые может себе настоящий джигит позволить?
Смотрю на его руки: сейчас он все-таки подберет повод, сейчас…
Слегка поводит плечами, и я вдруг понимаю, что недавно видел эту черкеску… неужели та самая, которую столько лет назад ему, тогда почти мальчику, сшила мама, светлая ей память, — Мариам Хасакоевна?!
Говорил, надевает ее в особых случаях… счастливая, мол, черкеска!
Пожалуй, — как раз такой случай. И — как раз такие минуты…
Для него самого. Для его родных. Для товарищей. Для земляков. Для всей маленькой, но гордой Осетии. И, если вдуматься, — для всей переживающей свой нелегкий час большой его родины — России.
ГОТОВЫЙ РАССКАЗ
Само собой, что среди моих знакомых довольно много писателей да журналистов, пишущей братии, как говорится, и вот кому ни стану эту историю рассказывать, каждый тут же чуть ли не категорически заявляет: «Да ведь готовый рассказ!» И так они меня убедили, что отложил я другие свои рукописи и взялся за эту: не пропадать же добру!
Началось с того, что месяца три назад младший наш сын коня купил… Конечно, это по порядку он младший, а так-то ему под тридцать, у него у самого теперь два сына, а живут они нынче в крохотной деревеньке под Звенигородом. Квартира у нас маленькая, вместе тесно, а времена наступили сложные, и вот когда молодые поняли, что надежд на собственное жилье у них никаких, в эту самую деревеньку они и перебрались — была там у нас изба-развалюха, которую мы не без гордости звали дачей.
Решили жить в селе — хорошо, врачу везде работа найдется… но с этого ль надо начинать?
Жена вернулась от них в ужасе:
— Представляешь, он коня купил?!
Я сперва не понял, машинально переспросил:
— Какого коня?
— Откуда я знаю?.. Громадный такой… очень высокий… А худой!
— Сильно худой?
— Кожа да кости, — сказала жена. — Потому и купил эту дохлятину — откуда у него деньги на нормальную лошадь?
— Что, уж совсем дохлятина?
— Совсем! — подтвердила жена. — Что теперь делать будем?