Счастливая черкеска
Шрифт:
— Дела-а!..
И о причине своего звонка я, конечно, не заикнулся. Поподробней расспросили совершенно искренно посочувствовал — помог, словом, душу отвести… бедный Миша! Один из самых искусных и самых бесстрашных джигитов… Если на нынешней-то лад: лучший, пожалуй, несмотря на свой возраст, каскадер… Но разве выдержат и действительно нервы? Даже если, как у него пяток лет назад после травмы, десять часов подряд их сшивали самые опытные нейрохирурги…
Сын, когда позвонил, первым делом радостно сообщил:
— А меня уже хомут есть!
Как старый игрок словами — это конечно же чтобы не сказать
— Понял наконец?
Он, конечно, поймался:
— Что я понял?
— Насчет хомута…
— А откуда вы знаете? Кто сказал?
— Никто нам ничего не сказал. Это мы тебе сразу сказали, когда ты его только купил, коня своего. Сказали: понимаешь, какой хомут на себя надел?
— Вон ты все о чем! — сказал он беззаботно. — Понял тебя, понял, но я — в прямом смысле, понимаешь?.. Приходит одна старушка и говорит: должно ты мне, Гоша, дай какой-никакой мази, а то я спину не разогну… И знаешь почему? Надо было тебе сказать, чтобы ты на чердак слазил, а я сама, дурочка старая, говорит, полезла — давай там нагибаться по углам да рухлядь ворошить.
Помнила, что должен быть хомут — не ошиблась!.. Думала, уже совсем склероз, — нет! Еще когда гоняли, говорит, в колхоз, мы коней отвел, а хомуты оставили. И сам хомут, и седелка с подпругой — пойдем, заберешь, а то одна не дотащу, сосем из сил выбилась, пока лазила на чердак… ты представляешь?
— Да, представляю, — сказал я, представляю… и правда, трогательно, но чем кормить-то его чем кормить?
— Да в общем так… деревня… потихоньку…
И снова я почувствовал родительскую свою правоту:
— Что — деревня?.. Ну, что — потихоньку?!
— Да все спрашивают: не голодает ли конь?.. Мы-то, говорят, ладно, сами давно голодать привыкли, а коня жалко. Одна бабушка пришла: забери, говорит, немножко сенца — осталось еще от кроликов.
— Что это у тебя там — все бабушки?
— Да нет: вчера пришел тракторист… Наверное, ты его не знаешь, он из барака, недавно тут. Я, говорит, ругался, что скирду неаккуратно забрали, не по-хозяйски вышло — половина зарода осталась; а ну-ка, давай теперь с тобой съездим, одонки заберем… так что вот! И хомут теперь есть…
— Да зачем тебе хомут?
Он сказал опять:
— Не знаю пока!
Зато в следующий раз с этого начал:
— Ты спрашивал, зачем мне хомут?.. А знаешь зачем?.. Был бы ты! Видел бы эту картину!.. Дядя Митя устроил, представляешь? Серебряков. Слышим через окно: забирай, ну ее, надоела, только место во дворе занимает!.. Выбегаю, а он стоит между оглоблей, нарочно их не бросает: забирай, кричит, телегу — твоя!.. Говорю: позвали бы! А он: нет!.. Специально один притащил, чтобы ты понял, какая легкая! Раньше умели делать! Думаешь, я одни гитары мастерил?.. Я и телеги ладил — вот увидишь. Стояла меня. Я про нее, можно сказать, забыл. Дровами заложил, она, говорит, и стояла, чурки и под ней, и на ней…
— Хорошая телега?
— Что ты! — радовался сын. — И новенькая, можно сказать, совсем, хоть ей уже лет и лет, как ты любишь говорить. Как на консервации у него стояла: все честь честью.
Я тоже не удержался:
— Ну, Петрович!.. Прикатил, значит?.. Телегу.
— Да так и сказал, ага.
Бывший гитарный мастер — в нашем Кобякове почти до войны гитары делали — и добровольный участник всех — начиная с Хасана — войн… Когда маленько выпьет, начинает рассказывать: «В ажуре — в темпе, Серебряков!.. Опять война!.. Пойди в коридор и добровольно подумай: пойдешь ты или нет?.. То были пловцы родине нужны, теперя лыжники, а ты у нас — на все руки-ноги… Пойди добровольно подумай, е-мое, откуда раньше можешь вернуться: с фронта или с тюрьмы?!.. Если не пойдешь на фронт. Добровольно! В ажуре, в темпе!..»
— Он, наверно, никак решиться не мог, — рассказывал сын. — Думаешь, легко, говорит, Гошка, мне нею расставаться?.. Я, может, тоже хотел коня купить, да все некогда и бабка, говорит, не разрешает — тетя Наташа… Но обратно, говорит, ты меня домой на телеге отвезешь — запрягай!.. Чтобы видела бабка, какое к Петровичу на деревне уважение… запрягай, кричит!.. Знаешь, чего он говорит: мы с тобой на этой телеге за гуманидармовой помочью ездить будем. Она, говорит, мне от немцев как никому полагается: в ажуре — в темпе!.. Потому что я санитаром был и исправлял их немецкое безобразие — с поля раненых выносил!.. А если бы я автомат взял в руки?.. Тогда бы некому было нам эту помощь сегодня присылать, е-мое! Уж я бы их пошмолял — знаешь, какая злость была: за наших раненых?!
— Ну, и ты отвез его?
— А как же!.. Вместе запрягли… знаешь, какая тележка, и правду, легкая? И удобная — Петрович в ней сидел, как король!.. Едем, а он кричит: в ажуре — в темпе!
Пока я мысленно возвращался к «дохлятине» Орлику, которого потихоньку подкармливала теперь вся деревня, и к самой к ней, такой маленькой и, казалось, совершенно разоренной и беспросветно забитой, а на самом деле все помнившей, все хранящей — не только хомуты да уздечки, сын добавлял новые подробности:
— Помнишь, я тебе, про эту бабушку, что первая прислала скребок?.. А внуки ее мне теперь помогают… Так вот, мы Орлика запрягли в воскресенье и в Аляухово съездили к ее подружке — тоже бабушка старенькая… Вот ты смеялся насчет Аляухова — а если бы ты знал!.. В наших местах во время войны казаки-доваторовцы стояли… Перед этим сражением в Европе, где они с шашками — на танки. Я раньше думал, что это преувеличение или как там? По-вашему? Иносказание?.. Нет! Люди говорят, что это правда… А бабушка эта, из Аляухова, была тогда совсем молодая, и тяжело раненый казак седло ей свое оставил, сказал, чтобы сберегла, а он за ним обязательно приедет, ну и… любовь была, что ли, понимаешь?.. Он так и не приехал, но она все это время берегла седло, все ждала… И представляешь? Не строевое, а именно казачье седло, да не только старое — старинное… Ленчик — чисто казачий!
— Ты-то откуда знаешь? — не поверил я. — Казачье… старинное… ленчик… кто понимал бы?
— Как это кто?.. Дядя Миша. Кантемиров. Он тебе, кстати, привет передавал…
— То есть как? Ты его видел или…
— Летом, когда мы были на представлении… Как эта его программа называется?.. А то ребятишки тут в деревне заспорили. «Прощай, Русь — здравствуй, Русь»… Правильно?.. Ну, вот. Так он дал мне телефон — почему, думаю, и в самом деле не позвонить?..
— И позвонил?..