Счастливчик
Шрифт:
В конце концов Николетт села к нему на край кровати и посмотрела прямо в лицо — робко, жалобно и в то же время покровительственно.
— А плечо у вас больше не болит?
— Нет, прошло, — равнодушным тоном ответил Бастьен.
— Отчего же вы лежите целыми днями, не ездите на охоту?
— Не хочу, — с трудом сглотнув, ответил Бастьен.
Николетт опустила глаза, а потом снова посмотрела прямо ему в лицо.
— Вы горюете из-за мадемуазель Мелинды?
Впервые она спросила так откровенно. Они никогда не обсуждали вдвоём
— Оставь, Николетт! Зачем ты меня мучаешь?
— Я не мучаю. Просто хочу дать вам совет.
— Ты? Совет?
Бастьен посмотрел а Николетт, точно впервые в жизни увидел её. Она была такая милая, словно прохлада шла от её мягких белокурых волос, серых глаз, бледных щёк. Нарукавники и косынка на ней были белее снега.
— Да, — тихо ответила Николетт. — Я могу вам посоветовать вот что. Если неразделенная любовь терзает вас, найдите себе другую невесту и женитесь. И всё пройдёт.
Бастьен резко сел, уперевшись спиной в смятые подушки. Невесело усмехнулся.
— Не глумись надо мной, Николетт. Я сейчас и думать не могу о других женщинах.
Николетт посмотрела в пол.
— А это не обязательно — думать о них. Просто так сделайте это. Поверьте, поможет.
Бастьен не выдержал, рассмеялся. И взял Николетт за руку.
— Чудная ты девушка! Говоришь, как старуха, которая всё на свете пережила. Или ты сама испытала на себе этот способ?
— Да, испытала, — спокойно ответила Николетт.
— Как же это? Значит, ты выбрала своего жениха, просто чтобы забыть того, кого любила?
— Да, — опустив голову, сказала она.
— Бедная Николетт! — с искренним сочувствием проговорил Бастьен. — А ведь ты такая красивая, малышка!
Щёки Николетт порозовели. Она встала и мягко, словно разговаривала с ребёнком, сказала:
— Встаньте, пожалуйста, я вам постель взобью. У вас весь тюфяк скомкан.
Так вышло, что Бастьен и Николетт сдружились после похищения Мелинды. Утром, когда Николетт приносила воду для умывания, они просто обменивались улыбками. Потом Бастьен старался спуститься вниз до завтрака и, пока Николетт носила на стол, болтал с нею о приятных мелочах — как ей удаётся сделать кашу такой ароматной, как ярко сегодня солнце светит, и чем это кошка играет под столом?
А когда Николетт шила в трапезной, он усаживался рядом — то наточить меч, то оперить стрелы. И болтал с нею о всякой всячине. Рассказывал о Венгрии, о воинских хитростях или пересказывал рыцарские романы, которые читала ему в детстве мать. Он очень хотел помочь этой милой девушке, пережившей несчастную любовь, как и он сам. Бастьен даже забыл собственные душевные терзания. Он не спрашивал, кого и когда любила Николетт. И сама она не рассказывала. Просто слушала его, когда было смешно — нежно улыбалась. Её трогательное личико и огромные глаза всё сильнее распаляли воображение Бастьена.
«Кого же она так сильно полюбила,
Жалость и умиление сжимали его сердце. Когда он видел, как ловко Николетт вышивает или лепит на столе волованы, он говорил:
— Ты будешь прекрасной женой! Правда! Ты — замечательная хозяйка, всё умеешь делать. Знаешь, ведь твой жених — добрый малый. Может, ты ещё полюбишь его.
Николетт рассеянно кивала, не глядя в лицо Бастьену.
Однажды он принёс лютню и предложил:
— Хочешь я тебе спою по-турецки? Моя матушка часто пела эту песенку.
Николетт обернулась и удивлённо ответила:
— Очень хочу!
Звуки чужой речи и его красивый голос что-то сделали с нею. Она застыла на месте, не вынимая рук из миски с тестом.
— Как это чудесно, мессир Бастьен! Боже, почему я...
Она смолкла. Бастьен поймал её странный взгляд. Положил лютню, подошёл ближе.
— Что — почему, Николетт?
Она молчала, глядя н него с ужасом. В глазах её стояли слёзы. И тут Бастьен всё понял. Николетт сильно дрожала, словно стояла под ледяным ветром.
— Боже, Николетт!
Он взял её за плечи и поцеловал в губы. Нежным, едва ощутимым поцелуем. По щекам Николетт покатились слёзы.
Несколько дней после этого они почти не общались. Бастьен ездил с Окассеном на охоту, а сам всё думал и думал о необыкновенной девушке, поразившей его в самое сердце. Ведь она не просто деревенская девица, из тех, с кем он прежде легко и весело проводил время. Она обучена грамоте, музыке, рукоделию, не хуже дворянских дочерей. И при этом находится в доме Витри на положении служанки! Но всё-таки, она нечто большее, так Бастьен чувствовал, хотя пока не смог бы объяснить этого даже самому себе.
Понял однажды ночью, во сне. Николетт кажется лучше других людей, потому что у неё особенная душа — чистая и трепетная, как райское облако. При мысли о Николетт его охватывала нежность, и жалость, и восхищение.
Однажды вечером к Николетт приехал её жених Жерар. Он привёз ей в подарок мясной рулет. Николетт тотчас побежала за ножом, отрезала два больших куска и понесла их на тарелке в трапезную, где Бастьен и Окассен играли в шахматы.
— Угощайтесь, прошу, — ласково сказала Николетт. — Это мне Жерар привёз.
Окассен, не глядя, чмокнул её в щёку. Она покраснела и убежала. Почему-то этот братский поцелуй вдруг показался Бастьену странным.
«А не спал ли Окассен с ней?»
Что навело его на эту мысль? Ведь Окассен никогда не смотрел с желанием ни на одну женщину, и вообще не испытывал к плотской любви ничего, кроме отвращения?
— Такая хорошая девушка наша Николетт, — сказал Бастьен, испытующе глядя на кузена.
Тот поднял глаза. Лицо его стало жёстким, почти злым.
— Да, она очень хорошая. Вот почему не вздумай закрутить с ней шашни. Мой отец обещал воспитать её по-господски. Я хочу выдать её замуж честной девицей.