Счастливчик
Шрифт:
Веру раздирали противоречия – она безусловно верила Павлу, любила его девичьей пылкой любовью, доверяя категорически и абсолютно, но не могла совместить злодея, о котором вещал Павел, с тем образом Еремея Григорьевича, что был в ее душе. От этого царевна терялась, мучилась мигренями и видела жуткие сны, в которых снова и снова переплетались все страхи.
И мир начал сыпаться. Сначала, прознав про речи великого князя Павла об отце Еремее, mama впала в гнев и запретила Вере как-либо общаться с кузеном. Почти обговоренная помолвка тут же расстроилась. Вскоре великая княжна Вера с удивлением обнаружила, что с их семьей никто
Стоя на коленях перед Пречистыми ликами, Вера не вспоминала молитв и не думала о спасении крестьянина. В ее ушах стоял крик матери: «Убийцы!» Вера не могла поверить в совершившееся преступление. Разве мог Павел убить? Девушка качала головой, пытаясь не услышать от самой себя очевидный ответ – мог. Великий князь был мужчиной и военным, он много раз видел смерть и он люто ненавидел отца Еремея. Причин ненависти Вера не могла постичь, однако в ее наличии была уверена. Где-то еще теплилась надежда на скорое появление отца Еремея – заснеженного, в медвежьей нелепой шубе, с заиндевевшей бородой и новыми рассказами о житие святых. Но робким мыслям не суждено было сбыться.
Вскоре Еремея Заплатина обнаружили под темным льдом Малой Невки, слишком далеко от дворца Бахетовых, мертвого и страшного, в нарядном костюме, со следами метких выстрелов и ужасных ударов по голове.
– Расстрелять предателей! – кричала государыня, когда царевны вбежали в залу, потрясенные известием.
Обычно такое спокойное лицо mama было искажено гневом. Ее за руки удерживала любимая фрейлина Маруся, к счастью, обладающая достаточной массой и силой. Mama швырнула на драгоценный паркет кипу свежих газет и вдруг сверкнула блестящими от слез глазами на Веру.
– Я сразу сказала, что это они! Мерзавцы! Вот полюбуйся, твой герой расправился со святым старцем! Его рук дело! Бутришевич и Бахетов никогда не держали в руках оружия, а тут – два выстрела и оба в сердце! Он родился убийцей, твой Павлик! Убил собственную мать своим рождением, а теперь погубил весь род! А ты не верила нам, доверилась ему, я ведь все вижу! Убирайся вон!
Не чувствуя ног, Вера выбежала из залы. Черная злоба кипела в сердце. Чтобы не выплеснуть обжигающие горло слова, девушка закрыла рот обеими ладонями. Бросилась на кровать в спальне. Никогда прежде не испытанная ярость захлестнула, забурлила в венах, отключила ясность сознания.
Вера очнулась от ощущения теплой руки на голове - родной сильной руки. Царевна подняла голову и встретилась с ясным взглядом печальных голубых глаз. Papa будто понимал состояние старшей дочери, молча гладил ее по волосам, вкладывая в простое движение всю невысказанную любовь. Вера, наконец, всхлипнула. Слезы неудержимо покатились по щекам.
– Не бойся,
Вера уткнулась носом в жесткое сукно дорожной шинели, пахнущее табаком и железной дорогой.
Тем же вечером Вера нашла в себе силы, чтобы спуститься к общему ужину и подойти к государыне.
– Простите, mamа, - тихо выговорила Вера, скользнув на колени и целуя протянутую сухую руку.
Софья Александровна подняла старшую дочь с паркета и холодно посмотрела в упрямые глаза.
– Как ты не понимаешь, отец Еремей был нашей единственной надеждой на спасение и будущее династии!
– Бог милостив, mama, - бесцветно отозвалась Вера.
Государыня покачала головой.
– Господь милосерд, когда мы понимаем Его Волю. Когда мы сопротивляемся в своей гордыне, то Он посылает испытания. Иди и подумай об этом.
Вера склонила голову и вернулась в спальню, не чувствуя совершенно никакого аппетита. На нее навалилась странная апатия. Память словно прокручивала вхолостую недавние события, с помехами и черными вставками, без эмоций, без желания анализировать.
Лишь однажды Вера очнулась от своего состояния, когда papa тихо сообщил, что дело по убийству отца Еремея прекращено, а великий князь Павел отбывает на турецкий фронт.
– Там сейчас неопасно, - отводя взгляд, выговорил государь.
Вера горько усмехнулась. Она понимала, что это mama, не умея по-иному сопротивляться дружно выгораживающим Павла родственникам, сплавила его подальше и наверняка.
В столице по-прежнему было тревожно, война уже вслух называлась бесперспективной, царь – слабым, министры - бездарными, а правящая триста лет династия - безнадежно устаревшей. В холодном воздухе Петрограда запахло мятежом. Государь, как-то беспомощно понурив плечи, попрощался с детьми и супругой, и отбыл в Ставку. Вера рьяно взялась за свои обязанности в госпитале, стараясь активностью отогнать тревожные впечатления от жизни. Теперь даже у нее появились плохие предчувствия.
– От кого? – строго спросила Веру государыня, аккуратно сложила сестринский передник и протерла руки дезинфицирующим раствором.
Царевна молча протянула записку матери. Письмо пришло от Кати, товарки по обучению, которая просила давнюю подружку навестить ее перед свадьбой. Кати была обручена с румынским принцем и собиралась уехать на родину жениха сразу после венчания. Внимательно прочитав текст, государыня кивнула.
– Только недолго. Возьми Марусю и возвращайтесь к ужину.
От Маруси, фрейлины и, как полагала Вера, доносчицы mama, царевна чудом отбилась – у лучшей подруги Софьи Александровна разболелась голова после посещения нескольких тяжелых больных. Но благородной девице было невозможно ездить одной с визитами, и ей в сопровождающие выделили другую фрейлину, милую и любящую государевых детей Лидию Тэн, с которой старшая Великая Княжна всегда общалась с большим удовольствием.
Кати застали в гостиной. Счастливая невеста принимала поздравления от заехавших родственников, представителей одной из старинных фамилий. Все присутствующие радостно приветствовали великую княжну и Лидию Карловну. Подруги не виделись почти два года, по-институтски подбежали друг к другу, всплеснули руками, о чем-то заговорили одновременно и оживленно, перебивая и смеясь своей неловкости. Мать Кати рассмеялась.