Счастливчик
Шрифт:
По иронии судьбы поселили самодержца на улице Свободы, в доме губернатора. После царскосельского дворца комнаты показались маленькими, темными и грязными. Едва распаковавшись, все приехавшие принялись за уборку. Первый этаж был отведен прислуге, второй – семье. Дом окружал высокий забор, недавно еще надстроенный, чтобы наверняка исключить побег. Имелся небольшой дворик с тенью от разлапистых кленов и запущенный огород. Жить было можно.
Софья Александровна изо всех сил поддерживала светский тон – требовала переодеваться к столу и соблюдать субординацию, старательно прописывала простое меню на карточках с гербами своим острым строгим почерком. Вере казалось это нелепым,
Пока позволяла погода семья пила чай на обширном балконе второго этажа, всегда привлекая к себе немалое количество зевак. Но в Тобольске зима наступила рано, и уже в октябре выпал первый снег. Время пребывания на свежем воздухе было ограничено. Долгие темные вечера «господин полковник» с супругой и детьми проводил в душных гостиных за чтением и осторожным обсуждением событий. Хоть и с опозданием, к ним пришли известия из Петрограда – в конце октября в столице случился военный переворот с участием матросов и армии. Временное правительство пало, власть перешла Советам. Председатель Нерецкий бежал за границу, многие депутаты оказались в тюрьме. Новости чрезвычайно взволновали и расстроили Федора Николаевича.
– Не удержали, пошли по французскому пути, - отчаянно говорил он супруге. – Теперь начнется гражданская война. А новое правительство будет стрелять и вешать тех, кого только что свергли. История повторяется…
Он косился на дочерей и сына и отводил глаза, не вспоминая о самом главном – о судьбе французского короля и его семьи, но Вера хорошо знала историю. Впрочем, отчего-то перспектива скорой гибели ее не пугала. Возможно, она просто не представляла себе такого развития событий. Она отчаялась и устала. Она безумно тосковала по Павлу. Вера видела его почти каждую ночь, в душных и томительных сновидениях. Каждый раз ей снился новый вариант, где она то сбегала с ним заграницу, игнорируя запреты родителей, то ссорилась еще в детстве, или отговаривала от страшного шага той декабрьской ночью и, наконец – гибла с ним в пожаре. Каждое новое видение сводило ее с ума, доводило до бессильной ярости невозможностью наяву сказать все те слова, посмотреть в любимые глаза. Осталась только память. И мучительные сны.
Как назло, семья так и жила по давно заведенному порядку - вечерами рара читал, остальные слушали. Вера не понимала ни слова из новой пьесы, погружаясь в воспоминания…
Тихий зимний вечер. Семья уже отужинала и собралась в гостиной перед камином. Государь читал вслух рассказ Чехова. Вдруг – шум, звуки шутливой потасовки, и в уютную комнату ворвались великие князья Павел и Сергей.
– А мы к вам на огонек! Не прогоните? – расшаркались молодые люди.
Федор Николаевич приглашающе махнул рукой.
– У вас литературный вечер, - догадался Павел, аккуратно завладел книгой. – Вы, наверное, устали читать, дядя? Позвольте помочь. Серж, ты за даму!
Подсевший рядом великий князь Сергей возмутился было, почему это он за «даму», но посмотрел в хитрое лицо кузена и кивнул.
Павел начал с выражением читать только начатый государем рассказ «Душечка», причем его молодой голос вдруг зазвучал скрипуче и назидательно, как у старого
– Я упустила какой-то смешной момент? – искренне удивилась она.
Федор Николаевич смахнул с глаз невольные слезы.
– Вот негодники, - он отобрал у Павла книгу. – Идите себе, от греха подальше.
Великий князь подошел к Софье Александровне, с уважением приложился к руке с гобеленовой иглой в тонких пальцах.
– Вы, ma tante, настоящий полководец. Сохраняете хладнокровие в любой ситуации.
– Спокойной ночи, кузины! – пропел тем временем Сергей, расцеловывая сестер во влажные от смеха щеки.
– Приятных вам снов! – добавил Павел, повторяя выходку кузена.
Любочка с удовольствием подставила брату розовые щечки. Надин уткнулась в свою вышивку. Вера ощутила знакомый запах от темных волос, головокружительный аромат табака и еще чего-то волнующего, горько-сладкого, что всегда чувствовала именно от Павла. Мягкие губы легко коснулись ее щеки, потом другой. Павел хитро покосился на государыню, что-то громко обсуждающую с Федором Николаевичем, и вдруг быстро чмокнул Веру прямо в середину губ.
– Сладких снов, кузина, - прошептал он, лукаво улыбнувшись.
Глухой голос рара вырвал из того времени в действительность – шло бурное обсуждение прочитанной части.
– От новых нравов у меня кружится голова, - жаловалась mama. – Это Бог знает что!
– У господина Чехова есть пьеса «Вишневый сад», - выговорила Надежда. – Помещица была вынуждена продать свое родовое имение с большим садом. И в конце некто из «новых людей», сын ее лакея, купил все за бесценок и вырубил сад…
– Очень актуальная пьеса, - морщась, заметила Софья Александровна. – Эти… большевики, наверное, в восторге!
– Вовсе не обязательно, дорогая, - задумчиво отозвался рара. – Они ведь не скупают имения, а жгут их или просто отбирают.
Вера не слышала дальнейшего развития диалога, зацепившись за выражение «Вишневый сад».
Солнечный счастливый май, белые кружева вишневых лепестков. Фруктовый сад в Царском Селе. Вера сидела на изящной скамеечке под цветущим деревом. Рядом лежала забытая книга. Павел отвлеченно рассказывал о планах на лето, скользя по лицу Веры быстрым взглядом, словно гладил мягкой пушистой кисточкой. Потом тряхнул толстую ветку над головой. Их сразу осыпало белыми лепестками, как новобрачных. Вера вздрогнула и подняла голову. Сердце забилось часто-часто.
– Я вас люблю, Павел.
Великий князь сел на скамейку, совсем близко, касаясь ее батистового плеча гимнастеркой. Густо-карие глаза вдруг вспыхнули шальными искрами. Чувственные губы улыбнулись.
– Вы выйдете за меня замуж, Вера?
– Тогда вы не сможете называть меня сестрой.
– Я буду называть вас женой.
– С благословения mama и papa.
– Я уверен, они будут рады.
Да, она тоже была уверена, что родители одобрят их союз, ведь иначе они бы не позволили своей дочери и Павлу так сблизиться за прошедший год. Как же много головокружительных желаний переполняли тогда ее разум и душу!