Счастливчик
Шрифт:
– Что нам брать с собой? – прошептала Люба, растерянно протягивала руки к старшей. – Шубку? Книги? Мы ведь уже не вернемся… обратно?
Вера сглотнула горький комок и внезапно разозлилась на свое бездействие и апатию. Младшие привыкли к решительной и своенравной сестре, которая всегда имела свое мнение и могла противостоять любым невзгодам. События последнего времени будто смыли с нее характер, как хитрый состав стирает с фальшивых украшений позолоту. Вера встряхнула короткими волосами – она не была фальшивкой.
– Собираемся, как для дальнего путешествия. Помните, как papa рассказывал нам о своей поездке по всей России, будучи цесаревичем? У нас сейчас та же возможность. Прокатимся до Сибири, надышимся
Люба и Надежда переглянулись и улыбнулись, принимая новую игру. Сразу стало понятно, какие вещи пригодились бы им в дальнем путешествии, а что только отягощало чемоданы. Вера тут же сама активно взялась за неотложные дела.
Напоследок дворец был отмыт до блеска, сад расчищен, словно хозяева с добрыми помыслами оставляли свой дом будущим владельцам. Софья Александровна мелко перекрестила здание, в котором прожила столько счастливых лет. В двух автомобилях, ранним июньским утром, сопровождаемые конным конвоем, семья отправилась на вокзал.
Отъезд был похож на бегство. Федор Николаевич тревожно всматривался сквозь плотный строй лошадей и шинелей. Он догадывался, что Петроградский Совет настаивал на показательном суде и казни государевой семьи. Прибывший для сопровождения комиссар намекнул, что спешно собранная Чрезвычайная Комиссия временного правительства на первый раз доказала невиновность деятельности бывшего самодержца и его супруги во время войны, и это дало время для быстрого отправления Никитиных из столицы, подальше от ярости новых лидеров и вооруженной толпы. В который раз за последнее время в семье молча вспомнили Французскую революцию.
Их поезд отправлялся под флагами Красного креста, с плотно занавешенными окнами проходя большие населенные пункты. Лишь по названиям станций семья могла предполагать направление. Два состава с вооруженными гвардейцами – охраной. Сорок пять человек верных слуг, несколько фрейлин mama, доктор и учитель Иоанна. Начальником – комиссар Временного Правительства, обязанный доставить семью до места.
Вера словно глотнула ветра свободы. Она жадно смотрела в окна на среднерусские пейзажи – леса, луга, реки, дальние деревеньки и храмы. Оживленно болтала с сопровождающими слугами и даже командирами конвоя, вызывая неодобрительные взгляды mama. Подбадривала и заставляла смеяться сестер. Внезапно ей стало весело жить. Словно свеча перед тем, как сгореть, вдруг ослепительно вспыхивает ярким пламенем, так и ее жизнь вдруг расцветилась красками. Радость Веры была упоительной и даже нервной, она глубоко дышала насыщенным летним воздухом и смеялась вопреки всему. Она ничего не желала ни от настоящего, ни от будущего, ведь ее истинное счастье осталось в прошлом, в несбывшихся мечтах. Лишь рара, кажется, понимал старшую дочь, иногда крепко прижимал к груди, молча целовал в висок, и тогда пронзительная тоска заполняла сердце. Но вместо того, чтобы жалко заплакать и завыть от бессилия, Вера гордо поднимала голову с модной стрижкой и весело скалилась.
– Какое у нас путешествие удачное, не так ли, рара?
На маленьких станциях состав останавливался по техническим нуждам. Солдаты курили, разбредались по перелеску или валились на лугу, прямо в скошенную щеткой траву.
Софья Александровна чинно усаживалась под белым зонтиком в тени ближайших деревьев, в окружении фрейлин и дочерей.
– Не могу больше, - отряхивая подол летнего платья, решительно выговорила, наконец, Вера. – Я засиделась в вагоне и в девках! От запаха железной дороги уже тошнит. Пойду с рара в лес прогуляюсь, хоть отвлекусь
– Что это за дерзости?! – сдвинула брови mama, однако, Вера подбежала к отцу, прося разрешения сопровождать. Было видно, как Федор Николаевич улыбнулся и кивнул головой.
– Мы тоже, мы тоже! – подскочили со своих мест Надя и Люба.
Софья Александровна не успела отдать им решительного приказа остаться, дочери уже увлекали отца в лес.
– Никакого воспитания в такой обстановке, - вздохнула mama, обращаясь к верным фрейлинам.
Довольные барышни носились по перелеску, ломая сухие ветки под ногами и пугая ящерок. Нашли заросли дикой малины и щавеля, пенек с опятами и семейку лисичек, и вернулись к составу уставшие, исцарапанные колючими ветками малинника, но с трофеями. Вечером семья ужинала жареной картошкой с грибами и пила чай со свежим малиновым конфитюром. Никогда еще еда не казалась им такой вкусной.
Между гвардейцами и прислугой бывшего государя постепенно налаживались отношения. Учитель Иоанна был чудесным рассказчиком, и солдаты собирались около него, слушая уроки на природе в духе Руссо, словно прилежные гимназисты. Несколько солдат из охраны принялись ухаживать за миловидными комнатными девушками бывших царевен – Таней и Аней. Их взаимные робкие заигрывания чрезвычайно интересовали сестер. Некоторые особенно смелые гвардейцы пытались делать комплименты и «барышням». Надежда как-то подслушала диалог между командиром и одним из своих незадачливых «поклонников» и потом вечером пересказывала сестрам.
– Уж очень мамаша у них строга, – сокрушался солдат. – Никакой воли не дает.
– А и правильно, - отзывался командир. – Твоя мамаша тоже, небось, своих дочерей блюдёт!
Вера и Любочка покатывались со смеху в своих постелях. С тех пор строгие взгляды и замечания mama сестры называли «мамаша нас блюдёт» и чрезвычайно веселились по этому поводу.
Вдалеке показался силуэт величественных Уральских гор. Миновали Урал ночью, Екатеринбург проехали с занавешенными окнами. Весь день двигались без остановок. По молчанию и серьезным лицам конвоиров и комиссара, Вера поняла – скоро конец их пути.
Рано утром поезд остановился в Тюмени, рядом с пристанью, где семью бывшего государя ждал пароход с символическим названием «Русь». В обстановке строгой секретности, в плотном кольце охраны, «господин полковник», как теперь обозначался Федор Николаевич, с супругой и детьми, взошел на борт. Уже оттуда Вера с сестрами и братом наблюдали, как грузили их основной багаж на соседний пароход, как медленно распределялись люди. На «Руси» и сопровождающем «Кормильце» арестованные Никитины со слугами и конвоирами отправились по реке Тура, потом вошли в Тобол. Река стала шире, берега выше. Ранним утром показались белые купола церкви и темные крыши деревенских изб – пароход шел мимо села Рождественское, где родился и жил до своих странствий Еремей Заплатин. Глазами, полными слез, Софья Александровна смотрела вдаль, шепча благодарственную молитву. Близость к памятному месту показалось бывшей государыне добрым знаком.
Скоро причалили в Тобольске. На пристани собралось много народу, но люди вели себя прилично и тихо, лишь с любопытством рассматривали охраняемых многочисленными гвардейцами немолодого полковника с Георгиевским серебряным крестом, держащего за руку мальчика лет десяти в солдатской шинели, и дам – одну строгую и в возрасте, в черном модном пальто, и четырех стройных девушек в похожих темно-синих дорожных костюмах. Во всех храмах звучали колокола – был праздник Преображения Господня. Так, под торжественный перезвон, семья бывшего правителя прибыла на место ссылки.