Счастливчик
Шрифт:
Из дома выбежал учитель-швейцарец, размахивая руками. Павел замолчал, удивленно смотря на подскочившего к ним непривычно растрепанного, в застегнутой набекрень жилетке педагога.
– Ваше величество!
– возбужденно обратился он по-французски к государю, не обращая внимания на постороннего.
– Там… у доктора… она… как царевна!!!
Очки смешно перекосились на краснеющем лице.
– Постойте, мсье Гильберт, – улыбнулся Федор Николаевич.
– Давайте сначала. У вас такой вид, будто вы увидели привидение.
– Да, - обрадовался сравнению учитель и, отдышавшись, объяснил. – К мсье Ясеневу привели девицу, словно родственница она чья-то… из этих, - швейцарец кивнул в
– Вам показалось, - печально улыбнулся Государь. – Может, и этот тип на кого-нибудь из великих князей похож?
Федор Николаевич указал на Павла, который искусно изображал незаинтересованность. Педагог мельком взглянул на загорелого молодого человека в простой военной форме, оценил бороду, а потом вдруг всмотрелся в лицо, испуганно потряс головой и побежал обратно в дом.
Павел присвистнул ему вслед, громко крикнул с насмешкой:
– Эка припустил-то! Меньше надо водки употреблять, гражданин учитель французский!
Солдаты у дома засмеялись.
– Швейцарский, - тихо поправил Федор Николаевич.
– Пролетариям должно быть все равно, - уверенно отозвался Павел.
Мужчины помолчали, занявшись выбором бревна посуше и потолще, установили на козлы. Комендант Егорьевский подошел ближе, закурил, отстраненно наблюдая за работой.
Видимо из-за нервного напряжения последних дней Павла замучила бессонница. Несколько ночей подряд он сидел у открытого окна, дышал июльскими ночами, курил, слушал звуки спящего города. Лишь на третьи сутки, едва коснувшись смятой подушки, Павел заснул и проснулся, как ему показалось, через пару минут - залетевший комар тонко и противно пищал над ухом.
Комнату заливал свет от висевшей в посиневшем небе луны. На фоне окна явственно вырисовывался темный силуэт.
«Воры…» - пронеслось в сознании Павла. Не надо было оставлять окна на первом этаже распахнутыми настежь. Однако, тут же разум отметил нечто странное. Фигура была слишком мощной для человека и будто бы… мохнатой?
«Медведь…» - с неожиданным равнодушием определился Павел, не двигаясь с места. По законам сна он не испугался, но и не мог пошевелиться. Странное оцепенение охватило все тело.
Неуклюжая фигура отвернулась от окна, расправила плечи, сбрасывая на пол тяжелую шубу. Павел узнал мужицкое лицо, всколоченную бороду и сальные волосы. Маленькие светящиеся глаза. И даже шелковую синюю рубашку с наивными вышитыми васильками.
– Жарко, – то ли объяснил свое движение, то ли пожаловался Еремей Заплатин тихим голосом. Павел с ужасом зажмурился, мечтая проснуться. Но когда снова распахнул глаза, мертвый мужик не исчез. Напротив, будто приблизился.
– Что ж ты, великий князь, опять обдумываешь всё, готовишься, а время-то упустишь… - с укоризной вымолвил Заплатин.
Отчего-то Павел моментально понял, что имел в виду призрак.
– Наверное, ожидаю, что армия сопротивления начнет битву за город и можно будет вывезти всю семью, - искренне отозвался он. Мужик покачал головой.
– Ты ведь военный человек, голубчик. Неужели не догадываешься, какое на такой случай у супостатов распоряжение есть?
– Уничтожить, но не сдать врагу, - машинально отрапортовал Павел и закусил нижнюю губу с досады. – Значит, нет никакого шанса спасти государя?
Он был так шокирован внезапным пониманием бесполезности своих попыток вытащить родственников из плена, что, не задумываясь, задал вопрос собственноручно убитому злодею. Еремей развел руками.
– Только тот, что ты придумал. Государь-то сам готов уже, да и семья тянется к душевному очищению. Одна Верушка в противоречии, и не будет ей покоя ни на этом свете, ни на том. За тебя держится, не хочет отпускать. Вытащи ее живой, а то душа
Павел внезапно представил себе то, о чем поведал мужик, вздрогнул от пронесшегося по пальцам холодного озноба. Зубы застучали в ужасе перед неизвестностью.
– Прости меня, Еремей Григорьевич… - вдруг прошептал он, приподнимаясь на кровати. В горле запершило, не давая выхода словам.
Мужик улыбнулся. Его слабо мерцающие глаза на миг вспыхнули.
– Бог простит, соколик, - услышал Павел затихающий голос. Силуэт медленно растворился в ночном воздухе.
Молодой человек потер лицо замерзшими ладонями, согреваясь, приходя в себя. Мистика произошедшего заставила сердце тревожно стучать, а глаза - пытливо всматриваться в освещенные луной предметы. Мирно тикали ходики. За окном шумела листва. Павел потихоньку успокаивался. Определенно, нужно выдерживать режим, иначе персональный кошмар великого князя грозил стать его постоянным гостем. Павел несколько раз глубоко выдохнул. Решение поторопиться было принято, хоть и таким странным образом. Наверное, все привиделось Павлу в страшном сне. Не мог же он наяву общаться с мертвым «старцем», так же, как и предвидеть будущее…
Павел оказался перед знакомым особняком. Миновал парадный подъезд, пробежал по коридору, вдоль закрытых комнат. Вниз по лестнице, в полуподвал, на все отчетливее слышимые крики и звуки выстрелов. В полутемном помещении метались тени и люди, в воздухе висел горький дым от стрельбы. Павел не смог пройти в комнату, словно его задержали сотни невидимых пальцев. В дверях стояли комендант Егорьевский и комиссар Разин - одинаково серьезные, словно при совершении правосудия. Ряд красноармейцев с револьверами и винтовками. Государь поднял руку для крестного знамения, но упал, прошитый многочисленными пулями. Женский крик. Государыня прикрыла рот платком. На ее глазах по стенам сползли две застреленные фрейлины, тряпичными куклами рухнули доктор и учитель-швейцарец. Громко матерящийся, смертельно раненый дядька-матрос выронил из рук бледного до синевы цесаревича. Особенно рьяный убийца подскочил к мальчику, занес над ним острый штык. Иоанн остановил остекленевший взгляд на суровом лице красноармейца. Павел понял, что цесаревич умер за несколько секунд до того, как тонкий клинок распорол грудь – больное сердце не выдержало потрясений. Государыня захлебнулась собственной кровью – помощник коменданта, веселый матрос Муромцев, по-бандитски перерезал женщине горло кортиком. Царевны метнулись к родителям, бросились на колени, пачкая свои белые платья красным. По ним уже прицельно стреляли из винтовок. Отчего-то пули отскакивали от девушек, заставляя убийц звереть и грязно ругаться. Комиссар Разин хладнокровно схватил младшую царевну за руку, другой зафиксировал голову, сгреб в кисть пышные короткие волосы. Егорьевский приставил к ее виску револьвер. Кровавый ручеек заструился по белоснежной скуле, Люба откинулась на оседающую на грязный пол, с ножом по рукоятку в яремной ямке, Надежду. Вера остановилась напротив комиссара, скорбно взглянула прямо в глаза Павлу.
Великий князь подскочил в постели. На светлеющем небе гасли звезды. Павел стонал и плакал, зарываясь лицом в мокрую подушку, до белых костяшек сжимал кулаки. Кошмар казался слишком реальным. Молодой человек был уверен, что видел тот самый сон-предвидение, которых не бывает. Слезы лились, не переставая, щекотали впалые щеки, пропадали в черной бороде. Из-под матраса, где лежал пакет с документами, Павел вытащил небольшую икону Спасителя, греческого письма, принадлежавшую когда-то матери. Маленькая деревянная доска с темным ликом пахла можжевельником и сандаловым маслом. Павел сполз на пол, на колени, вспоминая сразу все слова о прощении, о спасении, о смирении.