Седьмое небо
Шрифт:
Бенжи.
***
Ежедневные грузовики, привозившие мусор на переработку, были тихие и разноцветные. Практически бесшумно раз в несколько часов они заезжали на задний двор заводика и выгружали там свой остро пахнущий груз в стоящие длинной шеренгой пластиковые зелёные ёмкости - почти так же, как взрослые пингвины выгружают отрыжку в вечно голодные рты своих толстых птенцов.
Приютивший андроида старик по имени Хосе вставал рано, ложился поздно, не имел ни детей, ни родственников и, казалось, и не хотел
В отличие от Хосе андроид по ночам не спал вообще. В ясные ночи он забирался на полукруглую крышу, ложился навзничь на покатые металлические рёбра ангара и смотрел на чёрное небо, исколотое звёздами.
Он не знал, были ли мысли, бродившие в его голове, человеческими, но ему нравилось думать, что нет. Когда что-то снаружи - образы, звуки, краски - шептало ему о том, что жизнь его пуста и напрасна, он цеплял на это шёпот ярлычок 'спам' и старательно забывал его.
В следующий раз морфы пришли через два дня - вместе с новолунием, и потом так и приходили раз в несколько дней. Неизменно вдвоём - взрослый и худощавый подросток. Хосе так же включал кофеварку, морфы так же пили чёрный дымящийся кофе, смеялись и смешили Хосе, а после демарша титанов уходили чёрными бесплотными тенями. После их ухода обычно обнаруживалось, что рассортированные на заднем дворе по штабелям металл с пластиком, стекло и бумага исчезали, а на их месте появлялись кофе, картошка, соль, орехи и ковыряющиеся в этой роскоши полосатые толстозадые еноты.
Бенжи вписался в этот странный круговорот материи почти как же органично, как жёлтый кленовый лист вписывается в осенний пейзаж. Самому ему нравилось думать, что органичность эта была следствием отсутствия у него психики, как одного из главных человеческих недостатков: он ничего не хотел, никого не ждал, никуда не стремился и сам себе казался выпущенной из кулака синицей.
Так прошёл месяц.
А в самом начале декабря Хосе пропал - внезапно и даже таинственно. Бенжи обнаружил пропажу, можно сказать, случайно. Просто однажды утром, когда он сполз с восходом с покатой крыши ангара, его встретила тишина.
Переживать Бенжи не переживал, искать тоже особенно не искал, он просто встретил три свежеприбывших грузовика и так и остался на заднем дворе с енотами до самого вечера. Вечером, когда пришли морфы, Бенжи заикнулся было про старика, но оба гостя только качали головами и так ничего и не объяснили.
Целую неделю Бенжи прожил на территории заводика в одиночестве и неведении, после чего собрался, в том смысле, что, сидя у розетки, дождался, пока аккумуляторы пискнут 'over', и ушёл вдоль побережья на север.
Внешних задач ему никто не ставил, от внутренних он не так давно отказался сам. Это бесцельное путешествие пешком на север по безлюдному берегу океана рождало в нём странное смутное чувство, которое гнало его, как приближающиеся морозы гонят перелётных птиц - всё дальше и дальше.
Когда заряд его стал заканчиваться, он просто сел у огромного серого валуна и наконец-то впустил в свою голову мысль о том, что при условии того, что Ая за ним не наблюдает, вся эта эскапада с побегом от реальности и отключением батарей
Радецкий.
***
Дождило. Радецкий сидел на палубе своего баркаса, и носом у него шла кровь. Он сидел, запрокинув голову со светлыми дредами назад, и капли дождя катились по его лицу, размазывая струйки крови по подбородку.
Из воздуха за его спиной бесшумно материализовался маленький мальчик со светлыми, почти белыми волосами.
– Они говорят, что всё, что у тебя есть, это ты сам, - сказал мальчик, садясь на палубу рядом с Радецким.
– Но это не так. На самом деле у тебя есть мир. Есть всё. Ты сам - инструмент для понимания.
– Ты учить меня пришёл?
– не опуская задранной головы, поинтересовался Радецкий.
– Нет такой необходимости. Не трудись.
– Но ты же плачешь.
– Было бы здорово, если бы кое-кто не лез, куда не следует, - сказал Радецкий.
– А куда не следует?
– серьёзно спросил мальчик.
Радецкий опустил голову, вытер рукой подбородок и впервые посмотрел на мальчика. Сверху вниз.
– Она разбила тебе нос, - сказал мальчик.
Радецкий пожевал заросшую рыжей щетиной нижнюю губу и ничего не ответил.
– Я не ожидал от неё такого, - спустя несколько минут снова начал мальчик, глядя на то, как Радецкий внимательно и молча изучает дощатую палубу под собой, и голос у него был безмятежный, по-детски нежный и звонкий, как хрустальный колокольчик.
– Хотя, конечно, ожидать вообще глупо.
– Всё глупо, - равнодушно согласился Радецкий.
– И это тоже.
Мальчик сморщил маленькое кукольное личико, словно собираясь заплакать за компанию с сидящим рядом человеком, но потом по этому личику прошла рябь, и оно снова разгладилось.
– Не обижайся на неё, - тем же хрустальным голосом сказал он.
Радецкий снова запрокинул голову назад.
– Слушай, - сказал он.
– Отстань, а? Отстаньте от меня все.
Мальчик в ответ сердито поджал губы, но не двинулся с места. Он сложил вместе ладошки, засунул их между коленок и всё то время, пока Радецкий, задрав голову к дождящему небу, молчал, сидел рядом и терпеливо ждал.
Радецкий ещё какое-то время не двигался и, наконец, сдался.
– Ну, что тебе от меня надо?!
– зло закричал он, вскакивая и вытирая лицо мятой полой своей холщёвой куртки.
– Что вам всем от меня надо?!
– Я знаю одно место, - безмятежно сказал мальчик.
– Пойдёшь со мной?
Радецкий открыл было рот, потом закрыл его и закрыл красное перекошенное лицо руками.
– Чёрт с тобой, - всё ещё не отнимая рук от лица, согласился он.
А, открыв глаза, обнаружил, что вокруг - ночь.
Мальчик так уверенно торопился вперёд, словно бывал здесь каждый день, и Радецкому больше ничего не оставалось, как только поспешить следом. Мальчик долго петлял между каких-то тёмных деревьев с остроконечными кронами, а Радецкий почти бежал за ним и думал, что если морф уронил настоящее не в то место, в которое хотел, то либо он не настоящий морф, либо хотел он чего-то совершенно другого.