Седьмое небо
Шрифт:
Наконец мальчик радостно воскликнул, нырнул куда-то в тёмное на тёмном, и Радецкий оказался перед тонированной стеклянной дверью. Он толкнул её и шагнул внутрь, чуть не налетев на своего провожатого.
Бар 'Седьмое небо'.
***
Это был самый настоящий бар - сумрачный, многолюдный, с висящим в воздухе острым сладковатым запахом и с вывеской, на которой синим по чёрному было выведено 'Седьмое небо', и за синими буквами дрожали и переливались красные тени.
Люди стояли у стен, сидели
– 'Седьмое небо' - забавное место, - сказал мальчик.
– Я ни разу так и не смог попасть прямо сюда. Эти штуки мешают, - и он махнул рукой в сторону грозно нависших над головами посетителей 'канделябров'.
Бармен за стойкой был чуть старше самого Радецкого. Он был одет в узкое неоновое боди, а его лысая голова была вся испещрена мелкими синими иероглифами, на которых лежала ажурная оранжевая сеточка телепата.
– Две порции этой вашей синей бурды, сеть и столик у окна, - басом сказал бармену мальчик.
– Нам обоим есть восемнадцать.
Бармен молча взглянул сперва на него, потом на Радецкого, словно пытаясь по росту прикинуть возраст, потом не спеша соорудил перед собой два узких высоких стакана с ярко-синей жидкостью и кивнул на столик, за которым сидел, отвернувшись к окну, какой-то старик.
– Свободных нет, есть вот такой.
Провожатый Радецкого кивнул, достал из кармашка маленький жёлтый шарик, и шарик перекочевал к бармену.
Мальчик забрал один из стаканов и пошёл к столику. Радецкий взял второй стакан и, считая всё оплаченным, двинулся было за ним, но бармен схватил его за рукав.
– Эй!
– ухмыльнулся он.
– А сеть?
– и протянул на руке маленький оранжевый комочек.
Комочек пошевелился, выставил вперёд тонкие паучьи ножки, и по спине у Радецкого пробежал холодок.
– Бери, бери, - гоготнул бармен.
– В игру вступает невидимое.
Радецкий на секунду замешкался, и этой секунды хватило на то, чтобы паучок успел скатиться с одной руки и просеменить на другую. Он был тёплый и дрожал, как живой.
Мальчик тем временем успел забраться на пустой стул рядом со стариком. Столик был низкий, но мальчик был так мал, что ноги его болтались в воздухе, не доставая до пола.
Радецкий сел и поставил перед мальчиком второй стакан.
– Я не морф, - сказал он.
– Я не пью.
И аккуратно положил на середину стола оранжевый комочек.
– Ты не морф, - согласился мальчик, наклонился слегка и... синяя жидкость, видимо, имела такой специфический вкус, что вместо того, чтобы проглотить то, что он пригубил, он с отвращением выплюнул всё обратно в стакан и даже вытер язык рукавом.
– О, чёрт! По-моему, я сегодня тоже не пью.
И шмыгнул носом. Пучок оранжевых ножек на столе перед ним расправился и теперь трясся мелкой дрожью, как в лихорадке. Мальчик протянул руку и осторожно погладил его.
– Мы тоже хотим...
–
– Я вообще внимательный и многое понимаю. Особенно, если кто-то даёт себе труд объяснить. Все чего-то хотят.
– Слушай, - сказал мальчик.
– Ну, что ты всё время брыкаешься, как сумасшедший?
Радецкий посмотрел на него исподлобья и на этот раз ничего не ответил.
– Я вообще подозреваю, что все желания сводятся к одному нехитрому общему знаменателю, - продолжал мальчик.
– И знаменатель этот так смахивает на ноль, что ни о каком результате деления и речь не идёт. Вне зависимости от того, кого приводить - тебя, меня или вечность.
– Чёрта с два, - подал голос старик. Нос его был красным, одет он был в видавшую виды зелёную куртку с потрёпанными обшлагами, и, глядя на него, Радецкий подумал, что зря согласился на это нелепое предложение.
– Чёрта с два, - повторил старик, и стало видно, что он не пьян, как на мгновение показалось, а трезв. Только расстроен.
– Чёрта с два. Люди намного проще приводятся ко всяким безобразным вещам. И вовсе не потому, что глупы, а потому что совместимы.
– Остынь, Хосе, - сказал мальчик.
– Я холоден, - поджал губы старик.
– Твой андроид тоже ушёл. И почти умудрился угробиться, - сказал мальчик.
– Слушай и ты, сынок, - старик обвёл заскорузлой рукой окружающий сумрак, потом бессильно махнул ею и остановил взгляд на Радецком.
– Ты про Бенжи? Пусть идёт. Пусть хоть его не преследуют призраки обязательств.
– Бенжи?
– не удержался Радецкий.
– Где он?
– Э, нет, - усмехнулся морф.
– Ты немного забегаешь вперёд.
***
Баркас его по-прежнему колыхался у южной оконечности Каркасса. Оставленный морфом Радецкий взобрался на влажную от росы палубу, сел по-турецки, достал из кармана мятой рубашки дрожащий оранжевый комочек и всё то время, пока восхитительное создание медленно расправляло тонкие трепещущие лапки, смотрел на него, не отрываясь.
Когда оно кольнуло его в затылок, он зажмурился, а открыв глаза, обнаружил, что мир вокруг приобрёл завершённую кристальную ясность.
ГЛАВА 3.
Бенжи.
***
Бенжи открыл глаза и оказался лицом к лицу со склонившейся над ним Аей.
– На золотом крыльце сидели мишки Гамми, Том и Джерри, Скрудж МакДак и три утёнка, выходи, ты будешь Понка, - сказал он, глядя в большие зелёные глаза, опушённые рыжими ресницами.
– Я и не знал, что электроника тоже подвержена галлюцинациям.
– Ты ненормальный, - сказала Ая.
– Не понятно, относительно какой нормы ты наблюдаешь отклонение, - уклончиво ответил андроид. Он моргнул, пошевелил пальцами, определяя по степени координации движений заряд батарей, и так и остался сидеть на песке.
– Если бы я был человеком, я бы сказал, что устал. Или что у меня депрессия.