Селена
Шрифт:
Все это было мигом моей юности. Я не удивилась даже, что так легко и фантастично их нашла. Они дали мне телефон, и я позвонила тогда моему отцу, и мы даже встретились. Как на витрине - он показался на мгновение, то мгновение, пока идешь мимо и глазеешь в стекло магазина рядом, - курил и кашлял - мы встретились на Соколе, около церкви.
Курил и кашлял.
Толстый.
Короткий разговор. Он с сомнением смотрел на меня - для меня это было удивлением.
– Ну что, может, ты и правда моя дочь, - наконец услышала я результат всего этого рассматривания.
Ну,
Я посмотрела. Мне больше ничего не надо было.
Мать странно нас воспитывала. Собственно, мы постоянно хотели кушать. Я и сестра. Еды в доме не было - однако она купила мне в пятом классе кинокамеру. "Аврора. Я снимала фильмы о своем классе - носила камеру в школу, и даже один раз я отсканировала наш поход в Третьяковку. Шуму было очень много. Одноклассники бегали за мной и строили всевозможные рожи в объектив. Все хотели попасть в кадр. Мы подняли на уши весь музей, но тогда не запрещали снимать в галереи. Было очень смешно. Я снимала, потом проявляла пленку, и мы смотрели фильм, потом снова снимали.
Да, еще в четвертом классе я хотела поставить "Вий".
Я просто помешалась на этом Вие. Ребят заразила. Мы стали репетировать. Конечно, я была панночкой, и меловой круг стал надолго проклятием наших игр. Но летать я не смогла, гроба нам построить не удалось, никто из взрослых не присоединился к нашей инициативе, и все это угасло, так и не получив Оскара, или хотя бы формы спектакля. Да и странно было бы получить результат в 12 лет.
Значительно страннее, что результата у меня не получалось и позже, а практически - никогда. Ни одно дело, которое бы я не начинала, не имело успешного завершения., окончания, результата.
Мать постоянно шила. Она подрабатывала в выходные - обшивая знакомых и сослуживцев. Зарплата была у нее неплохая - как у инженера. Конечно, меньше, чем у рабочего. И она шила все выходные на заказ. Мы никогда никуда не ездили. До 24 лет Я не видела моря, и вообще нигде не была, кроме дачи.
Но самый кошмар получился при, как раз казалось, удачном событии. Мать получила квартиру и вышла на пенсию.
Получилось так, что пока мы жили в однокомнатной квартире - все были на работе - я была одна и делала, что хотела. Не то, чтобы я делала что- то такое, что делать было нельзя... Основное мое занятие тогда было - смотреть в окно, высматривая мать. Еще я любила наводить порядок, за что она меня вечно ругала.
И вот 14 лет.
Мы получаем квартиру - совсем недалеко- я перехожу в новую школу, не потому, что она рядом - но страшно было ходить в старую - тут был крутой перекресток и опасно было ходить. Не знаю, почему я вдруг решила перейти в другую школу.
Сначала все шло очень хорошо. Хотя разместились мы ужасно. В старой квартире мой стол был у окна, и перпендикулярно ему стояло пианино, на котором играла сестра. Теперь сестра получила отдельную комнату. А мой старенький письменный стол, когда-то подобранный на помойке... эээ... отвезли на дачу... Он стал почему-то недостойным...
Вот, вроде и стол мой на дачу, и сестра
Громоздкая кровать занимала чуть ли не пол комнаты. К окну встала швейная машинка, а меня отделили шкафом. Теперь в мое распоряжение отдали старенький журнальный столик - маленький и низенький, и отгородили меня шкафом от вечно проходящих заказчиков.
Я с тоской вспоминала мой столик, выкрашенный под слоновую кость, с пластиковыми зелеными вставками. Я сама его красила, и сама приклеивала этот зеленый пластик вместо старого сукна сверху.
В 9 классе мать ушла на пенсию, а сестра вышла замуж. Она привела в свою комнату того самого парня, который потом уедет в поисках секс счастья в Иваново.
И вот тут начался кошмар. Обычный, бытовой.
Женщины ходили, я сидела за шкафом.
Короче - я просто перестала ходить в школу. Не знаю, как так получилось, но я стала читать все подряд. В основном, естественно, романы. В ход пошло все - от Золя и Бальзака - до - Тургенева и Достоевского.
Как читает подросток? Залпом. Запоем. Не замечая ни имен, ни сюжета, следуя за эмоциями автора, переживая лишь слезы и радость, следуя судьбе героя. Все рассуждения были мне чужды. Работали лишь чувства.
Мать свою я любила до невероятности.
Она ходила с нами в кино - я помню - "Обнаженную маху" - Гойи. Почему-то этот фильм запомнился, наверное, был красив и непонятен... Она каталась со мной на лыжах - с горок в Строгино, в страхе сломать себе ногу или шею. Но чаще, просто катались по лесу или аэродрому. Она вообще была очень крепкой и спортивной женщиной, и лыжная закалка у нее осталась еще с института.
Мать. Как часто она сама вспоминала свою мать - Пелагею - простую деревенскую женщину, родившую 8 человек детей.
Манихино - красивая деревня истринского района - там я мать и похоронила, когда пришел ее срок - на деревенском кладбище в той же могиле - где в сорок лет легла моя бабка, - а ее мать.
Пелагея умерла в сорок лет - тромбы прорвались на ногах - тогда их не зашивали, и она умерла от потери крови. Смерть легкая - если учесть, что ничего хорошего во времени не предвиделось. Впереди была война, потеря дома, в который попала немецкая бомба, голод, хождение по мукам из деревни в деревню, по снегу, после отступления немцев, под которыми они пробыли 11 дней.
Заранее дети выкопали землянку и там переживали бомбардировку и немцев. Трудно представить, но ничего, вот выжили. Все, кроме последнего - Федюшеньки - который умер от голода еще до Пелагеи, у нее на руках в 37 году.
Про бабку свою я еще помню из рассказов матери, - как она на лошади встречала деда - он был портной - встречала на станции - и как отбивалась от бандитов, что напали на нее в лесу. Она стреляла. Пистолет этот пропал потом - когда она с ним наперевес пошла к шалманщице, у которой дед пропивал заработанные деньги, и постучала ей в окошко страшной железякой, и пригрозила владелице спиртных напитков расстрелять заведение.