Селена
Шрифт:
Рядом с тем, что она показывала нам - все что угодно будет восприниматься грязью.
Эта женщина была воплощением смердящего Лазаря. Не помню, то ли она поднимала рубашку, то ли она так и лежала, с обнаженными ранами.
У нее был рак.
Рак груди.
Или еще чего.
Не знаю.
Но рак этот вылез наружу. Кровавые мокрые язвы покрывали всю ее грудь. Эти язвы выглядели как кровавое месиво, страшно, как пожеванное человеческое тело, помусоленное в чьем-то гигантском рту и выплюнутое, как непригодное к употреблению.
Я смотрела и смотрела на весь этот ужас, не в силах оторваться от вида кровавых и мокрых язв.
Но еще страшнее вспоминать об этом сейчас. Что ведь это же были люди. Они жили тут же, и так равнодушно проходили мимо. И все это было так бытово, так просто умирал и страдал человек, наверное, там была ее дочка, возможно, она была чьей-то сестрой. Или матерью.
Когда я слегла после голодовки с воспалением кишечника и племянница - врач приходила ставить мне капельницу, то дочка плакала надо мной - видя сколько раз колет и колет мне племяшка, - прокалывая и прокалывая вену. Кровь заливала уже руку, подушку, а она все не могла попасть в вену, хотя раньше делала это легко.
Я попала в мир, о котором даже не подозревала. Реальность мешалась с фантастикой, хотя реальность была круче любой фантастики.
Сколько бы вы не читали всяких фантастических книг - ни в одной вы не узнаете, что мысли читаемы, что это как два раза плюнуть. Хотя наверняка не так. Это результат научных исследований. Но если бы мне три года назад сказали бы, что мысли читают, и те, кто способен - может вполне принимать телепатические импульсы - я бы посмеялась.
Я ничему никогда не верила. Если сама не могла этого потрогать и пощупать. А тут вдруг телепатическая связь с черти кем. Еще бы знать - кто это. Но с другой стороны - это уже было не так уж и важно. Важно, что люди были гениальны - они научились не только читать чужие мысли Но и передавать свои.
– Ты самая умная.
Однажды я услышала такие слова. Невольно рассмеялась.
– Балда, у тебя самый развитый мозг. На все сто процентов.
– Ага... и поэтому я худо... Нашли бы кого поумней...
– Балда, Мы блокируем тебе часть мозга... Пока... чтобы не перегорел...
– Очень смешно...
Я неудачница. Я не могу быть самой умной. То, что другим давалось легко и с песнями, я не могла сделать вообще. Вот к примеру. В балетную школу я ходила, ходила, и не доходила.
В музыкальную школу я так и не поступила. Скрипку мне мать купила. И даже педагога наняла. Я ходила частным образом - в ту же самую школу, куда сестра ходила учиться на фоно - и которую она закончила вполне нормально. Услышав, что учиться на скрипке надо рано, иначе руку уже не сломать - я перестала просто-напросто, перестала ходить к педагогу.
Самое забавное - она сама пришла к нам домой. Я молчала - забившись в угол. Я не хотела ходить и тратить материны деньги напрасно. Играть кое- как - смешно -а играть как следует было уже поздно.
Школа. Начнем с того, что все мои влюбленности были в не туда. Кто нравился мне - им я была совершенно ни к чему. Интересно, нравилась ли я кому-нибудь? Наверно - нет. Во всяком случае - на протяжении всех одиннадцати лет своей школьной жизни - я так этого и не заметила.
В девятом классе у нас был набор в физмат класс. Но все
Но это не сыграло запретной роли. Библиотек было много...
Почему-то меня оставили на второй год. Наверное, это было самое острое разочарование в моей жизни. Самая большая трагедия... Первая...
Отличница, получающая за контрольные по две пятерки - одна за решение, а вторая за оригинальность - я вдруг оказалась второгодницей!
Стыд, это мало сказать. Почему было бы по-простому не перевести в обычный класс?
Как можно было оставить меня на второй год. Это не умещалось у меня в голове.
На следующий год я покорно пошла снова в девятый класс. Опять математический...
А мои одногодки - усмехаясь, ходили уже в десятый. Они серьезно рассуждали о том, куда они будут поступать, кем они будут и вообще, как они осуществляют свою подготовку к будущей взрослой жизни в качестве студентов и прочее.
Этот класс - второй - был попроще. И эти ребята, как младшие, уже не волновали меня, так, как те. Я не относилась серьезно к своим одноклассникам, и могла спокойно жить теперь уже как хочу. Я продолжала ходить в школу, когда хочу и как хочу. Я могла прийти ко второму уроку, или не прийти совсем, или прийти к последнему. Как проснусь. Но спать утром хотелось так, что иногда казалось фантастикой встать, проснуться, собраться, и реально идти куда-то - за полчаса от дома, топать ножками с открытыми глазками, чтобы потом сидеть и чего-то там писать, или слушать.
Иногда у меня случались всплески добросовестного отношения к учебе. Я вдруг начинала старательно готовить уроки.
Казаться умным, осведомленным, остроумным, начитанным, эрудированным... Понимающим, знающим, серьезным, значительным...
Быть, или казаться?
Цитировать, или думать?
Как долго я избавлялась от рисовки, от показушности... Очень долго...
Да и перед кем казаться-то? Перед кем?
Я слишком любила покрасоваться. Постоять на сцене. Еще раньше я вечно читала стихи на всяких конкурсах, вела радиопередачи по школьному радио. Эта своеобразная звездность, как я сейчас вспоминаю, реально требовала треснуть владельца по башке. Да, скорее всего так и есть. Красование, самолюбование, быть самой умной и самой быстрой, самой соображающей. И вот я второгодница.
Какой урок.
Мне уже было не до самолюбования. Было просто важно одно - получить аттестат. Выходить лишний год в ненавистную школу. Где уже ничего не интересовало. Абсолютно.
Больше всего тошнило от литературы.
Хотя начиналось все не так.
В пятом классе у нас была великолепная учительница - Раиса Дмитриевна Горюнова. Она, начиная новую тему, - вставала перед нами у доски, ставила колено на стул и начинала рассказывать. Не важно что... Реально, на неё было очень приятно смотреть и очень приятно слушать. Неторопливым, довольно низким голом, в темной коричневой кофточке с янтарным колье на шее - она рассказывала, не глядя ни в какие учебники, ни в какие тетрадочки, ни в какие листочки, - просто рассказывала, как будто сама жила с этими писателями, и они сами рассказали ей вот это и это, и это, и то. Или сама она видела, как они стрелялись на дуэлях и признавались в любви, погибали от турецких сабель, ходили по мукам.