Семь тысяч сто с хвостиком

Коледин Василий Александрович

– Прежде чем начинать, надобно все подготовить!
– отрезал Акиня Петрович, зыркнув на черкашина. Он посчитал, что тот не достоин никаких объяснений, зело жаден до крови русской. На самом же деле Шеин собирался договориться с местными оружейниками о большом заказе на пищали. Деньги он ждал со дня на день и привезти их должны были османцы, что жили в Крыму. Да, сызнова враги русские, но нонче их пути следовали рядышком и покуда они были нужны сыну боярскому, он пользовал их, в надежде избавиться при первой возможности.

– А как поступать отряду Андрея Шишкевича? Им ждать не можно! Они и так рискуют в Туле, - процедил шляхтич. Он не ждал приказа от русского, только делал вид, что слушается его, а на самом деле он уже давно дал указания Шишкевичу и тот в то самое время со своими людьми пробирался к каменным складам купца Федорова.

Шеин лихо вскочил в седло и бросил ляху.

– Пущай начинают! А потом уходят! Мы будем их ждать в Петровской слободе! И передай, только склады! Никаких самовольностей!

– Ладно, Акиня Петрович, - противно усмехнулся Адам Кисель и тоже грациозно забрался на свою кобылу.

Темнело.

Казаки, охранявшие атамана, открыли высокие ворота, и небольшая кавалькада рысцой покинула двор Матфея и направилась в сторону села Торхово, что в пятнадцати верстах от Тулы. Им предстояло проскакать около сорока верст, что при нормальной рыси они должны были преодолеть за пару часов.

Ночь опустилась быстро и весь путь всадники скакали, вглядываясь в чуть проступающие в темноте знакомые и не очень деревья, кусты и редкие избы. Факелы запалить они не решились. Слободки и села пытались объезжать, чтоб не нарваться на дежурных однодворцев и десятки караульных стрельцов, да городовых казаков. На пути им никто не встречался. Крестьяне уже давно сидели по своим избам, посадские и торговые люди не отваживались в такое время покидать слободки и постоялые дворы, время все еще было лихим и без охраны того и гляди можно было остаться без имущества, а то и самого живота. Все это было на руку смутьянам, и они скакали, уже не боясь быть замеченными и остановленными.

Скакали молча никто не проронил ни слова. Каждый был погружен в свои думки. Акиня Петрович размышлял над складывающейся расстановкой сил. Стрельцов они не смогли перетянуть на свою сторону, казаки, по крайней мере в лице тихвинского атамана, уклонились от прямого ответа и неизвестно, что от них ждать далее. Посадские разделились. Одни готовы были идти за Шеиным, другие, обуянные страхом поражения, предпочитали оставить все как есть. Только господские, да монастырские крестьяне восприняли посулы смутьянов серьезно. Впрочем, и на них Акиня Петрович особенно не возлагал свои надежды. Эти холопы могли предать любого, как они предавали своего хозяина, также могли предать и того, кто нес им волю. Мрачно было на душе у боярского сына. Не на такой расклад сил он рассчитывал, когда затевал свое дело и склонял ляхов поддержать его. Отчего богатый наследник известного рода удумал бороться с тульским воеводой никто и предположить не мог. Впрочем, его никто и не спрашивал об этом. Но даже скажи Акиня Петрович правду, ему бы никто не поверил. Не было у него никаких мыслей о наживе, захвате власти, мести и других обыденных для человеческого существа стремлений. Ни переходил боярин Морозов ему дорожку, не испытывал Шеин к нему никакой лютой ненависти. Но токмо за правду решил сражаться сын боярский. Возжелал справедливости и благоденствия люду русскому.

Адам Кисель думал о своем задании. Он был человеком молодым, целеустремленным и преданным своей Родине. С самых ранних лет Адам служил Речи Посполитой верой и правдой, не щадя живота своего. Участвовал в многих войнах с Османской империей, Русским царством и Швецией. Когда Адаму исполнилось семнадцать лет он уже сражался в южной польской армии под командованием Станислава Жолкевского, защищавшей южные границы Речи Посполитой от нападений турок-османов и крымских татар. Через два года он отправился в поход вместе с польской армией против турок под Орынин, на следующий год сопровождал гетмана великого коронного Станислава Жолкевского в походе на Молдавию и участвовал в трагической битве под Цецорой. Спустя еще год под началом гетмана великого литовского Яна Кароля Ходкевича Адам Кисель принимал участие в битве с турецко-татарской армией под Хотином, позднее служил под командованием гетмана польного коронного Станислава Конецпольского. Вначале Адам Кисель, будучи человеком небогатым, занимал лишь низшие должности, но через шесть лет уже был командиром хоругви и обладал множеством поместий в Украине.

В канун своего тридцатилетия еще молодой шляхтич, будучи по вере православным, был представителем короля Речи Посполитой Сигизмунда III Вазы на церковном соборе в Киеве с целью примирить сторонников Православной церкви и Униатской.

Потом, из-за смерти отца Адам Кисель вынужден был временно оставить службу и вернуться в родовое имение, чтобы заняться его устройством. Бездействие плохо сказывалось на его душевном здоровье. Адам стал грустить, чаще употреблять алкоголь и набирать вес. Но, слава Богу, это его состояние не продлилось долго. Пробыл он в собственном имении до тех пока вновь Родина не испытала в нем потребность. Через два года его вызвали в новую столицу - Варшаву, где и приказали отправляться с небольшим отрядом проверенных гусар в Русское царство, тайно пробраться через границу, и нигде не задерживаясь, устремиться в Тулу, где оказать любую посильную поддержку русскому дворянину, желающему разжечь костер очередной смуты. Польскому королевству, а теперь уже после объединения Речи Посполитой уж очень хотелось взять реванш за недавние поражения на бескрайних просторах дикой страны, поэтому тайным приказом Адаму Киселю предписывалось вредить всему Русскому царству, а не просто оказывать помощь Шеину. Его Родина была заинтересована в ослаблении восточного соседа любым способом. Бунт ли в Московии, крамола ли, война ли, чума ли, пожары и разорения - все устраивало Речь Посполитую. Именно поэтому, не дождавшись соизволения Шеина, Адам отдал приказ маленькому отряду гусар под предводительством верного шляхтича Шишкевича спалить богатые тульские склады.

Думал Адам пока скакал и о том, что еще можно сделать во исполнение тайного приказа. В планах его было и уничтожение тульских железоделательных заводов, и искоренение тульских самопальных мастеров, кои ковали русское оружие, не уступающее европейскому. Отчего поездка в сердце оружейной мануфактуры Тулы ему оказалась как нельзя кстати.

Семен Капуста, как и все ехал насуплено, погруженный

в свои, только ему ведомые думы. Он происходил из крестьянской семьи, батрачившей много поколений на украинского шляхтича. Но достигнув совершеннолетия решил коренным образом исправить свое будущее и будущее своих детей. Оставив хозяйство, Семен сначала пробрался в низовое казачье войско. Однако те вольности, что существовали в войске ему быстро опротивели и он переметнулся на службу к ляхам. И вот уже с десяток лет служил Речи Посполитой и являлся реестровым казаком, причисленным к Войску Запорожскому. Дав клятву, он несколько лет верой служил польскому королю, исполняя все ее пункты: "повиноваться, выполнять все приказы и постановления его королевской милости, пресекать всякое неподчинение и своеволие, а также, ни лично, ни через кого-либо выступать против турецкого султана, ни на суше, ни на море, кроме как по приказу его королевской милости Речи Посполитой, если же кто-нибудь захочет такое сделать, а я про это прознаю, то обязан буду предупредить короля и гетманов, и сам того буду карать, выполняя свою повинность". Но и эта служба ему скоро надоела, и он отправился в Варшаву в поисках приключений, достойных его силе, умению обращаться с оружием, бесстрашию и жажде разбогатеть. В новой столице он познакомился с Андреем Шишкевичем и уже тот предложил ему это путешествие на восток, пока спокойное, но в будущем обещавшее и опасности, и славу, и деньги. Последнее и привлекало Семена Капусту больше всего. Жаждал он вырваться из крестьянского быта и никогда не возвращаться к нему, да, чтоб говорили о нем с почтением и придыханием, боялись и уважали, кланялись низко и не вспоминали кто такие раньше были Капуста, что батрачили на шляхтичей.

Скука одолевала реестрового казака. Не сбывались пока его желания. Не столкнулись они ни с опасностями, ни с врагами, ни с другими препятствиями, что вели бы его к славе и богатству. Границу они пересекли легко и непринужденно, одев только красные кафтаны стрелецких войск. По дороге к Туле встречавшиеся стрелецкие и казацкие разъезды не останавливали их и не выясняли откуда и куда следует отряд из сорока всадников. Стоило только Адаму Киселю, одетому в кафтан стрелецкого сотника, поднять руку и крикнуть, что везут секретную грамоту польского короля к царю, встречные служаки пропускали их без других вопросов, досмотра и каких-либо документов, хотя таковые имелись и изготовлены были в варшавской канцелярии тайных дел. Такого халатного отношения к службе своей не понимал Семен. Благодушие и доверчивость не свойственны были ему. Как они охраняют свои границы, если любой может беспрепятственно их пересечь?
– удивлялся в душе казак. В Речи Посополитой такого происходить не могло. Так пока он добрался до Кракова его останавливали и проверяли раз десять, так строго ляхи относились к своей безпеке.

Не терпелось Семену вступить в схватку с противником, нанести тому урон и завоевать себе добрую славу и память. Но прослужив долгое время в войске польском, приучился он строго исполнять приказы стоящих над ним начальников, соблюдать повиновение и покорность.

Четвертый всадник, Никифор, верный холоп Акини Петровича, ехал молча от того, что не по рангу ему было разговаривать. Коли господа едут молча, то и ему стоит помалкивать. Хотя и у него были свои мысли. Никифор был старше своего хозяина на пару лет, но по виду на десяток и боле. Обладал огромной чернявой с проседью бородой, шапкой густых кучерявых волос, большим мясистым носом и умными, грустными глазами в морщинках смуглой кожи. Конечно, ни образования, ни денег, никакой-либо собственности, даже простой свободы он не имел. Но обладал холоп такими способностями, благодаря которым и выбился в несменного сопровождающего своего господина. Во-первых, роста Никифор был без малого сажень. Силищей его Бог тоже не обидел. Порой на развлечение господам и по приказу Акини Петровича, подходил Никифор под коня и поднимал того, отрывая от земли аж на дюжину вершков, что невероятно веселило и удивляло гостей. Во-вторых, обладал холоп какими-то чудными способностями, такими, которые позволяли ему смотреть в прошлое и будущее. Видел он, что случалось в жизни собеседника и что предстояло тому пережить. Проверены были эти способности хозяином, подтверждены и неоспоримы стали. Именно поэтому и брал Акиня Петрович своего холопа Никифора с собой везде, куда бы ни собирался. Стоило тому только молвить об исходе дела. Прислушивался к его чувствам странным хозяин, доверял и спрашивал порой мнение простого мужика о том можно ли али нет поступить так или же иначе. А в-третьих, был привязан к Акине и предан ему Никифор аки пес дворовый. Лаял на всех незнакомых ему людишек, защищая покой хозяина своего.

А думал холоп о том, что скоро предстоит пережить и испытать, что отверг совет его хозяин и впервые поступает вопреки его просьбе. Волнение не покидало душу верного слуги. Печалился он в предчувствии беды неминуемой.

Так в полном молчании и таинственности кавалькада преодолела путь до села Торхово. Здесь возле самой речки Тупицы приютился железоделательный завод Андрея Денисовича Виниуса, бывшего хлебного торговца, который после обнаружения под Тулой доброй руды, приобрёл право на построение там железоделательного завода, обязавшись учить государевых людей всякому железному делу, а также поставлять пушки и железо в казну по назначенной цене. Все знали, что Андрей Денисович почитал тульского воеводу и зело много советовал тому, как управляться с городом. Именно по его совету воевода ввел стеснительные меры по отношению к торговле иноземцев. Но не многие знали, что в душе Виниус недолюбливал боярина Морозова и с удовольствием бы заменил того на государевой службе, сочетая личный интерес с казенным. Знал об этом тайном желании Акиня Петрович и захотел использовать это в своих целях. А поскольку знавала семья Шеиных людишек близких к Виниусам, то и получил он от оружейника добро на встречу с его приказчиком поначалу, предварительно узнав о цели таковой, а уж потом, может быть, и с самим владельцем с глазу на глаз.