Семья
Шрифт:
Женщины радостно приветствовали друг друга.
— Это тетя о-Танэ, — сказал Санкити и поднял Футтян к окну.
— Футтян, милочка! — воскликнула о-Танэ. — А у меня есть для тебя подарок. На, держи. — И она протянула девочке большой сверток.
— Как загорела-то! А щеки какие! Кровь с молоком! — ласково улыбаясь, говорил Тацуо.
О-Танэ очень хотелось подержать на руках Футтян, но до отхода поезда оставались считанные минуты. Она скрылась в вагоне и тут же появилась со свертками.
— Это детям, — сказала она,
— Так вы сейчас в Токио? — спросил Санкити у Тацуо.
— Нет, я сперва отвезу о-Танэ в Ито, а уж на обратном пути в Токио. Там у меня дела. Мы так хотели погостить у вас хоть денек. Но времени у меня в обрез...
— Такая досада, о-Юки-сан! И поговорить-то как следует не удалось. Уж вы не сердитесь, пожалуйста. Ну да, бог даст, еще встретимся, — сказала о-Танэ.
О-Юки, державшая на руках о-Кику, кивнула. Поезд тронулся. О-Танэ отпрянула от окна и замахала рукой. Поезд стал набирать скорость, пошел все быстрее, быстрее и скоро скрылся за поворотом.
О-Танэ захотела еще раз взглянуть на брата и его семью. Она высунулась из окна, но станции уже не было видно. Как будто и не было Футтян с румяными щечками, как у всех деревенских детей, улыбающейся о-Юки с ребенком на руках, Санкити, энергично машущего шляпой вслед поезду.
— Ну вот и исполнилось мое желание. Посмотрела на брата и на невестку.
Муж и жена заговорили о Санкити. Сегодня о-Танэ чувствовала себя гораздо лучше; видимо, дорожные впечатления вывели ее из болезненного состояния.
Тацуо же, наоборот, что было ему несвойственно, чувствовал недомогание, но старался скрыть это от жены, как и подобает мужчине.
Перевал кончился, поезд стал спускаться в долину. О-Танэ выглянула в окно: молодая женщина, ехавшая в соседнем купе, высунулась наружу и стала сцеживать из груди молоко. О-Танэ вспомнила невестку, у которой не было детей. Вдруг ей стало грустно: ведь она едет в чужие края, где будет жить одна, оторванная от детей. Как-то там сейчас сын, невестка, больная дочь? Что-то они делают?
Всю дорогу о-Танэ не покидало безотчетное чувство тревоги. Видимых причин не было, а вот на тебе, неспокойно на сердце, и все тут.
Здоровье ее резко пошатнулось сразу после свадьбы Сёта: заболели руки и ноги, голова налилась свинцом. Тогда-то, по совету Морихико, она и поехала первый раз в Ито на горячие источники. Ей очень не хотелось ехать туда второй раз. Но Тацуо чуть не силой заставил ее.
В Акабанэ сделали пересадку на токайдоскую линию. Уже затемно вошли в вагон, Тацуо прилег на полку. Закрыв ноги мужу шелковой накидкой, о-Танэ села рядом и стала слушать мерный стук колес. Тацуо ворочался, ворочался — непонятно было, спит он или нет, — и наконец встал. Обычно он выглядел моложе своих лет, но сегодня его красивое, с решительными чертами лицо было искажено страданием; то ли он и впрямь заболел, то ли его что-то угнетало.
— Что с тобой? — с тревогой
— Это невозможно, — уныло ответил Тацуо. — Мне сейчас дорога каждая минута. — Как закончу дела в Токио, тотчас вернусь обратно. Какое уж тут лечение!
Тацуо, предпринимательский дух которого не удовлетворялся аптекарским делом, унаследованным от предков, с головой окунулся в финансовые операции и занимал теперь довольно крупный пост в местном банке. Сейчас он готовил годовой отчет, который ему предстояло доложить на правлении.
Монотонно стучат колеса. Чтобы развеять скуку, о-Танэ достала фрукты, угостила мужа. Тацуо взял нож и стал снимать кожицу со спелого плода. Руки у него дрожали, и он порезался.
>— Что это со мной происходит?! — воскликнул он и через силу рассмеялся.
О-Танэ внимательно посмотрела на него. Нет, неспокойно было у нее на душе. «Что-то случилось, — думала она. — У Тацуо никогда не дрожали руки. Видно, все-таки что-то случилось».
Поздно вечером поезд пришел в Кодзу. Далее до Ито нужно было ехать пароходом. Уставшие, добрались супруги до гостиницы.
Человеку, живущему в горах, трудно сразу привыкнуть к морю, к неумолкаемому шуму прибоя, запаху соленой воды. Первую ночь Тацуо и о-Танэ почти не спали. Утром они завтракали на балконе; оттуда открывался чудесный вид на море.
О-Танэ очень беспокоилась о муже, вид которого выражал нетерпение и тревогу.
— Послушай, — сказала она Тацуо, — если дело такое спешное, незачем тебе ехать со мной в Ито. Я и одна доберусь туда. Осталось только проплыть пароходом. Бог даст, море будет тихое, так что поезжай-ка в Токио отсюда.
— Мне действительно надо торопиться... Но как же ты одна?
— Не беспокойся. Это ведь не первый раз. До Кодзу меня довез — и прекрасно. А дальше я доеду сама. В Ито найду Хаяси. Так что поезжай себе спокойно.
— Ну ладно. Я посажу тебя на пароход, а сам на поезд — и в Токио. Улажу банковские дела — и скорее домой.
Вошла служанка и сказала, что до отплытия парохода в Ито остался час. Приблизительно в это же время отходил и токийский поезд.
— Так пойдем же. Я на пристань, а ты на вокзал, — сказала о-Танэ.
— Зачем такая спешка? Это не последний токийский поезд, уеду со следующим. Я провожу тебя на пароход.
— Ты ведь говоришь, дорога каждая минута. Я и подумала, что тебе лучше немедленно отправляться.
— Часом раньше, часом позже — какая разница!
Теперь не было заметно, что Тацуо торопится. Впрочем, и спокойным его тоже нельзя было назвать. Усталый и, казалось, ко всему равнодушный, он сидел и дымил папиросой, отсутствующим взглядом скользя по синей глади моря. На станции загудел паровоз. Тацуо даже не шелохнулся. Казалось, он забыл обо всем на свете.