Семья
Шрифт:
— Да, от судьбы никуда не уйдешь, — многозначительно заметил Сёта. — Я хочу просить дядю Морихико приехать к нам и помочь выбраться из долгов.
— А что говорит Касукэ?
— Какой теперь от этого старика прок? Что он может посоветовать?
О-Танэ все продолжала допытываться, что же произошло в ее отсутствие дома. Сёта и так и этак старался перемести разговор на другое. Тогда о-Танэ прямо спросила, куда делся отец.
— Видишь ли, отец, расставшись с тобой, не вернулся в Кисо. Еще с дороги он послал мне письмо и именную печать, которой скреплял деловые бумаги. Вероятнее всего, он уехал в Китай... Помнится, он как-то
— Он, верно, решил, что там легче встать на ноги, — еле слышно проговорила о-Танэ.
Тоёсэ не в силах была продолжать разговор. К горлу ее подступил ком. Она заплакала, по щекам о-Танэ тоже покатились слезы.
Сёта пора было ехать домой. В день отъезда, оставшись с матерью вдвоем, он рассказал ей, как обстоят дела в его семье.
О-Танэ слушала и не верила ушам. Растерянно смотрела она на сына, не зная, что сказать. Да и было от чего растеряться. Оказывается, она теряла не только мужа, но и невестку.
Как только разнесся слух о бегстве Тацуо, от родных Тоёсэ пришла телеграмма. Ее звали домой под предлогом, что бабушка тяжело больна. Тоёсэ поняла, в чем дело: если она сейчас поедет к отцу с матерью, обратно ее не отпустят. Ей стало страшно. Но поехать все-таки пришлось. Ее опасения оправдались. Домашние не отпускали ее назад к мужу. А Тоёсэ любила Сёта. Жизнь в отцовском доме показалась ей невыносимой. И она решила на некоторое время уехать в Токио, пожить одной.
Рассказ Сёта обидел и возмутил о-Танэ. Оскорбление было действительно неслыханным: потребовать назад жену от живого мужа! «Рок тяготеет над семьей Хасимото, — не могла не подумать о-Танэ, — из поколения в поколение у мужчин рода Хасимото была одна слабость: пристрастие к женскому полу». И она не стала строго судить родителей Тоёсэ. « Яблоко от яблони недалеко катится, — так, верно, думали они, а им, конечно, было дорого счастье их родного чада. Хотя сын и обвиняет в семейных несчастьях дядю Минору, но, разумеется, дело не в нем, а в несчастном женолюбии Тацуо».
— Сколько раз я предупреждала его! — вздохнула о-Танэ. Она успела привязаться к невестке. И теперь с материнской нежностью и жалостью она думала о ней. «Что только с нами всеми будет? Что будет?» — повторяла про себя несчастная женщина.
О-Танэ вышла на галерею, огибающую второй этаж, и залюбовалась небом. Такой яркой, кристально чистой голубизны нет больше нигде на земле.
— Госпожа Хасимото! Что это у вас за прическа? Вас, верно, муж потому и бросил здесь, что вы так причесаны, — пошутил кто-то, проходя мимо.
О-Танэ обернулась. Это был господин Хаяси. Они с женой опять вернулись на воды. С тех пор как приехала Тоёсэ, о-Танэ было не до прически. Кое-как уложив утром волосы, она весь день больше не вспоминала о них. Но сейчас сказанные в шутку слова глубоко задели ее. «Вы все ошибаетесь, мой муж не бросил меня, я ни в чем перед ним не виновата, — подумала она, глотая слезы. — Неужели у меня такой вид, что можно подумать, будто муж бросил меня?..» Она не понимала, что Хая си сказал эти слова в шутку.
О-Танэ вернулась в комнату. Тоёсэ не было: она ушла принимать ванну. Невестка и свекровь старались не оставаться вдвоем, чтобы не касаться всех печальных событий последнего времени. Иначе они никак не могли удержаться от воспоминаний о доме, о семье, и обе начинали плакать. В свободное время они уходили
О-Танэ легла на постель, постланную на полу. Ей вспомнился случай, происшедший год назад. Тацуо сидел поздно вечером за столом и что-то писал. Неяркий свет лампы падал на лицо мужа. Оно показалось ей странным, каким-то чужим и встревоженным. О-Танэ сделала вид, что спит, а сама наблюдала за мужем. Наконец Тацуо кончил писать. Тогда она встала с постели и, подойдя к мужу, попросила, чтобы он дал прочитать ей письмо. Тацуо наотрез отказался. Тогда она пригрозила, что поднимет весь дом. И муж признался, что писал женщине, и тут же твердо обещал, что это последнее письмо и что он никогда больше с ней не встретится. Но через несколько дней от этой женщины пришла посылка, за ней другая. В посылках были письма. А Тацуо, по всей вероятности, посылал ей деньги.
Воспоминания — одно мучительнее другого — терзали о-Танэ. Она представила мужа рядом с какой-то гейшей. Та еще совсем ребенок, годится Тацуо в дочери, и все равно кокетничает с ним... Потом вспомнила прощание с мужем на берегу моря в Кодзу. И с тех пор ни одной весточки!
А время шло своим чередом. Наступил Новый год. О-Танэ с Тоёсэ встречали его вместе с семьей Хаяси. Сели за праздничный стол, ломившийся от яств: тут были икра, сушеные сардины, каштаны и много других вкусных вещей. Пили тосо — особо приготовленную водку. Накануне Нового года в гостиницу пришла парикмахерша. О-Танэ тоже решила причесаться и удивила всех: сев перед зеркалом после Тоёсэ, она попросила сделать себе такую же высокую прическу.
В ночь под Новый год о-Танэ не спалось. Чуть забрезжило, она уже поднялась. За ней встала и Тоёсэ.
— Мама! — удивилась невестка. — Вы пудритесь?!
— А что, мне разве нельзя пудриться? — смеясь, ответила о-Танэ, сидевшая перед зеркалом. — В молодости я всегда пудрилась. — Голос о-Танэ был возбужденный.
— В молодости — другое дело! Но здесь-то вы ни разу не пудрились!
— Ну, не сердись, Тоёсэ. Одевайся скорее и пойдем поздравлять Хаяси.
Все, кто жил в гостинице, участвовали в приготовлениях к празднику. Каждый старался придумать что-нибудь повеселее.
Тоёсэ приняла ванну и поднялась наверх, на второй этаж. Войдя в комнату, она в изумлении остановилась: свекровь подшивала подол у хакама, которое она неизвестно где раздобыла.
— Это ты, Тоёсэ? Посмотри, хорошо у меня получается? Мы тут с бабушкой Хаяси кое-что обдумывали!..
— Что вы делаете, мама?
— Костюм себе мастерю. Дай мне, пожалуйста, твое хаори!
Хаори у Тоёсэ было очень красивое с изнанки: на фоне восходящего солнца летящий журавль. О-Танэ взяла хаори, вывернула его и надела.
— Мама, что это вы придумали? — уже с беспокойством переспросила Тоёсэ. — Не делайте этого!
— Что ты волнуешься? Все уже готово. Мы будем провозвестниками добра. Посмотри, как хорошо: восходящее солнце, журавль!.. Великолепный получится маскарад.
Тоёсэ не знала, что ей делать: смеяться или плакать.
— И забудем печаль! — воскликнула о-Танэ. — Я буду веселиться сегодня, как веселятся дети... Пойди к бабушке Хаяси и узнай, готова ли она.
«Что такое с мамой? — думала Тоёсэ. — Ведь она всегда была олицетворением скромности».