Сердце бури
Шрифт:
Но если в Рей действительно скрыта опасная сила, сумеет ли Бен распознать ее? Быть может, все-таки стоит предупредить его, приоткрыть завесу ментального щита. Совсем ненадолго…
Проклятье! Теперь эта мысль не даст ей покоя. Воистину, Галлиус Рэкс знал, на что давить.
Вдруг дверь открылась вновь. Ее слабое шипение отвлекло Органу от судорожных размышлений и заставило повернуть голову.
Странное дело. Впервые за все время своего заточения она не увидела на пороге широкие фигуры штурмовиков или строгие темно-серые одежды персонала «Хищника». Ее палата была освещена плохо, но в коридоре, за
— R2? — тихо ахнула Лея.
Она не сразу заметила, как догадка сорвалась у нее с языка. И даже не решалась предположить, каким чудом этот маленький, дорогой ее сердцу дроид вдруг оказался тут, в стане врагов.
Неужели это и вправду он?
Едва уловимый звук — до боли знакомое щебетание на бинарном языке астродроидов — послужил ей ответом.
Комментарий к Глава XXV
Поначалу я не хотела упоминать Дарта Нихилуса, так как он является все же персонажем РВ. Но потом таки решила сказать о нем во избежание путаницы.
========== Глава XXVI ==========
Рей Соло.
Да, теперь ее зовут именно так. Не просто Рей, девочка с помойки. Не Кира Дэррис, каковой она хотела и пыталась считать себя. Рей Соло. Это имя и было по ее просьбе вписано в документ, который лежит сейчас, небрежно сложенный, где-то в кармане куртки Бена. Теперь оно — настоящее, законное ее имя. Имя, которое она может назвать любому, не опасаясь солгать.
Рей лежала с закрытыми глазами под легким, с темными разводами, покрывалом. Она не спала, но и не бодрствовала; она находилась где-то между сном и действительностью. Охваченная безмятежностью, расслабленная, но все-таки способная размышлять. Она по-прежнему пыталась осмыслить последние события — и главным образом их с Беном скороспелый брак.
Муж и жена.
Вот так изумительно и нелепо всего несколько часов назад решилась ее, их судьба. Рей честно старалась привыкнуть к этой мысли — и никак не могла. Хотя казалось бы, все составляющие на своих местах: и кусок пласта с подписями, подтверждающий их супружество, и свидетель в лице Лэндо Калриссиана. И общая постель.
Горячее дыхание Бена на ее шее. Следы его губ на ее грудях. Его пальцы снаружи и внутри — там, где никто и никогда не трогал ее прежде, и ее пламенное желание, чтобы это не прекращалось. Еще и еще. Снова и снова обнимать его тело и чувствовать в себе его плоть, как будто они в самом деле одно существо… О Сила! Воистину, они взяли от этой ночи все, что могли.
Их общая страсть — сила и щедрость, с которой она отдалась ему, и бережная твердость, с которой он принял дар ее любви, ее доверия, ее девичества — не позволяли усомниться в подлинности их союза. У них обоих не было опыта в сладострастье, это верно. Но кто бы стал сейчас говорить им об опыте? Им, чье общее, одинаково ненасытное желание с лихвой компенсировало этот единственный маленький недостаток. Да и что такое опыт? Если вспомнить, сколько людей живет на свете, и сколько у каждого человека имеется предпочтений и антипатий во всем, не исключая постели, очевидно, что иной раз опыт такого рода может не столько помочь, сколько навредить.
Рей была невинна до всего этого, но выросла она отнюдь не в тепличных условиях. В той среде, где она жила, понятия о приличии были довольно размытыми, как это и должно быть на дне общества. Девушка поневоле была вынуждена ориентироваться не на поведение окружавших, а на собственные внутренние границы — только так она и сохранила чистоту своего тела и своей души. Когда-то она, например, вдоволь наслушалась рассказов болтушки Деви о том, чем и как та занимается со своим приятелем Струнком, когда остается с ним наедине. Тогда от этих рассказов у Рей краснели щеки; сама мысль о том, чтобы лечь с мужчиной в одну постель, позволить ему трогать себя, вызывала у нее тошноту. Тогда, но не теперь. Теперь все эти детские страхи, эти былые стыд и отвращение казались ей попросту смешными.
Она уже не думала, насколько прилично то, что они делают с Беном. Когда позволяла ему ласкать свои груди, или когда сама ублажала его языком, или когда, сидя на нем, совершала алчные движения — странное дело, — она не стеснялась быть смелой и бесстыдной. Вернее, она вообще не оценивала и не собиралась оценивать происходящее между ними с точки зрения приличного и неприличного, нравственного или безнравственного. Да и к чему? Ведь тем-то и хорош брак, что муж и жена получают полное право наплевать на эти понятия хотя бы в пределах собственной спальни.
«В конце концов, — рассуждала она, как будто оправдывалась сама перед собой, — когда и с кем еще я смогла бы быть такой…»
Глуповато-беспечной. Развратной. Влюбленной.
Да, она, Рей, вышла замуж за человека, которого любит — за того, кого Сила выбрала ей в спутники жизни. За мужчину, ради которого она, сама еще толком не понимая почему, готова была лгать и даже убить — и действительно лгала и убивала. Она стала его женой и, если подумать, нисколько не жалела о своем выборе. И все же…
И все же, была в этом какая-то пустота. Не для разума, но для сердца, которое отзывалось странной, необъяснимой обидой — нет, не на Бена (обижаться на Бена было бы глупо, ведь, в конце концов, его молодая жена сама сделала выбор), скорее уж на саму их свадебную церемонию, скорую настолько, что та почти казалась фальшивой. Ни трепетного ожидания, присущего жениху и невесте, ни колец, ни проникновенных клятв перед алтарем, ни праздника… ничего, о чем мечтает любая девушка. Ничего, о чем она могла бы с удовольствием вспомнить в старости. Иной раз и нищие на Джакку, рабы и мусорщики, эти ходячие полутрупы, сжигаемые заживо солнцем пустыни, и те приносили друг другу нежные обеты.
В глубине души Рей с немилосердной ясностью сознавала, что смешно было бы ждать сейчас исполнения ее девичьих капризов, которые и она сама-то не воспринимала всерьез. Бен и так дал ей все, что мог, по крайней мере, в том положении, в котором сейчас находились они оба. О каком празднике может идти речь, когда они вынуждены скрываться, как преступники, вновь сниматься с места и лететь, очертя голову, куда-то в звездную даль? И когда юноша, ее муж, едва узнал, что его мать в руках врагов, в плену?