Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы

Клюев Николай Алексеевич

И вспомнил Вселюбящий, снял семь печатей

С громовых страниц, с ураганных Миней,

И Спас ярославский на солнечном плате

Развеял браду смертоноснее змей: —

Скуратовы очи, татарские скулы,

50 Путина к Царьграду — лукавый пробор...

О горе! В потире ныряют акулы,

Тела пожирая и жертвенный сор.

Всепетая Матерь сбежала

с иконы,

Чтоб вьюгой на Марсовом поле рыдать,

И с псковскою Ольгой, за желтые боны,

Усатым мадьярам себя продавать.

О горе! Микола и светлый Егорий

С поличным попались: отмычка и нож...

Смердят облака, прокаженные зори,

60 На Божьей косице стоногая вошь.

И вошь — наша гибель. Завшивело солнце,

И яростно чешет затылок луна.

Рубите ж Судьбину на баню с оконцем,

За ним присносущных небес глубина!

Глядите в глубинность, там рощи-смарагды,

Из ясписа даль, избяные коньки, —

То новая Русь — совладелица ада,

Где скованы дьявол и Ангел Тоски.

Вперяйтесь в глубинность, там нищие в бармах,

70 И с девушкой пляшет Кумачневый Спас.

Не в книгах дозреет, а в Красных Казармах

Адамотворящий, космический час.

Погибла Россия — с опарой макитра,

Черница-Калуга, перинный Устюг!

И новый Рублёв, океаны — палитра,

Над Ликом возводит стоярусный круг —

То символы тверди плененной и сотой

(Девятое небо пошло на плакат).

По горним проселкам, крылатою ротой

80 Спешат серафимы в святой Петроград.

На Марсовом поле сегодня обедня

На тысяче красных живых просфорах,

Матросская песня канонов победней,

И брезжат лампадки в рабочих штыках.

Матросы, матросы, матросы, матросы —

Соленое слово, в нем глубь и коралл;

Мы родим моря, золотые утесы,

Где гаги — слова для ловцов-Калевал.

Прости, Кострома, в душегрейке шептухи!

90 За бурей «прости», словно саван, шуршит.

Нас вывезет к солнцу во Славе и Духе

Наядообразный, пылающий кит.

<1918>

325

Незабудки

в лязгающей слесарной,

Где восемь мозолей, рабочих часов,

И графиня в прачечной угарной,

Чтоб выстирать совесть белей облаков.

Алмазный король на свалке зловонной,

В апостольском чертоге бабий базар,

На площади церковь подбитой иконой

Уставилась в сумрак, где пляшет пожар.

Нам пляска огня колыбельно знакома,

Как в лязге слесарной незабудковый сон.

Мы с радужный Индий дождемся парома,

Где в звездных тюках поцелуи и звон.

То братьев громовых бесценный подарок.

Мы ранами Славы корабль нагрузим...

У наших мордовок, узорных татарок

В напевах Багдад и пурговый Нарым.

Не диво в батрацкой атласная дама,

Алмазный король за навозной арбой,

И в кузнице розы... Печатью Хирама

Отмечена Русь звездоглазой судьбой.

Нам Красная Гибель соткала покровы...

Слезинка России застынет луной,

Чтоб невод ресниц на улов осетровый

Закинуть к скамье с поцелуйной четой.

От залежей костных на Марсовом поле

Подымется столб медоносных шмелей

Повысосать розы до сладостной боли,

О пляшущем солнце пирующих дней.

<1918>

326—327. Владимиру Кириллову

1

Мы — ржаные, толоконные,

Пестрядинные, запечные,

Вы — чугунные, бетонные,

Электрические, млечные.

Мы — огонь, вода и пажити,

Озимь, солнца пеклеванные,

Вы же тайн не расскажете

Про сады благоуханные.

Ваши песни — стоны молота,

В них созвучья — шлак и олово;

Жизни дерево надколото,

Не плоды на нем, а головы.

У подножья кости бранные,

Черепа с кромешным хохотом;

Где же крылья ураганные,

Поединок с мечным грохотом?

На святыни пролетарские

Гнезда вить слетелись филины;

Орды книжные, татарские