Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Суровая пряха — бессмертных судьбина —
Вручает лишь солнцу горящую нить!
<1918>
319. Труд
Свить сенный воз мудрее, чем создать
«Войну и мир» иль Шиллера балладу.
Бредете вы по золотому саду,
Не смея плод оброненный поднять.
В нем ключ от врат в Украшенный Чертог,
Где слово — жрец, а стих — раджа алмазный,
Туда
С билетом: Пот и Труд многообразный.
Батрак, погонщик, плотник и кузнец
Давно бессмертны и богам причастны:
Вы оттого печальны и несчастны,
Что под ярмо не нудили крестец,
Что ваши груди, ягодицы, пятки
Не случены с киркой, с лопатой, с хомутом.
В воронку адскую стремяся без оглядки,
Вы Детство и Любовь пугаете Трудом.
Он с молотом в руках, в медвежей дикой шкуре,
Где заблудился вихрь, тысячелетний страх,
Обвалы горные в его словах о буре
И кедровая глубь в дремучих волосах.
<1918>
320. Коммуна
Боже, Свободу храни —
Красного Государя Коммуны,
Дай ему долгие дни
И в венце лучезарные луны!
Дай ему скипетр-зарю,
Молнию — меч правосудный!..
Мы Огневому Царю
Выстроим терем пречудный:
Разум положим в углы,
Окна — чистейшая совесть...
Братские груди-котлы
Выварят звездную повесть.
Повесть потомки прочтут, —
Строк преисподние глуби...
Ярый, строительный труд
Только отважный полюбит.
Боже, Коммуну храни —
Красного мира подругу!
Наши набатные дни —
Гуси, летящие к югу.
Там голубой океан,
Дали и теплые мели...
Ала Россия от ран,
От огневодной купели.
Сладко креститься в огне,
Искры в знамена свивая,
Пасть и очнуться на дне
Невозмутимого рая.
<1918>
321. Матрос
Грохочет Балтийское море,
И, пенясь в расщелинах скал,
Как лев, разъярившийся в ссоре,
Рычит набегающий
Со стоном другой, подоспевший,
О каменный бьется уступ,
И лижет в камнях посиневший,
Холодный, безжизненный труп.
Недвижно лицо молодое,
Недвижен гранитный утес...
Замучен за дело святое
Безжалостно юный матрос.
Не в грозном бою с супостатом,
Не в чуждой, далекой земле —
Убит он своим же собратом,
Казнен на родном корабле.
Погиб он в борьбе за свободу,
За правду святую и честь...
Снесите же, волны, народу,
Отчизне последнюю честь.
Снесите родной деревушке
Посмертный, рыдающий стон,
И матери, бедной старушке,
От павшего сына — поклон!
Рыдает холодное море,
Молчит неприветная даль,
Темна, как народное горе,
Как русская злая печаль.
Плывет полумесяц багровый
И кровью в пучине дрожит...
О, где же тот мститель суровый,
Который за кровь отомстит?!
<1918>
322. Революция
Низкая деревенская заря, —
Лен с берёстой и с воском солома.
Здесь всё стоит за Царя
Из Давидова красного дома.
Стог горбатый и лог стоят,
Повязалася рига платом:
Дескать, лют окромешный ад,
Но и он доводится братом.
Щиплет корпию нищий лесок,
В речке мокнут от ран повязки.
Где же слез полынный поток
Или горести книжные, сказки?
И Некрасов, бумажный лгун, —
Бог не чуял мужицкого стона?
Лик Царя и двенадцать лун
Избяная таит икона.
Но луна, по прозванью Февраль,
Вознеслась с державной божницы —
И за далью взыграла сталь,
Заширяли красные птицы.
На престоле завыл выжлец:
«Горе, в отпрысках корень Давида!»
С вечевых новгородских крылец