Сердце Скал
Шрифт:
— Мои добрые эры, — повторил он в третий раз. — Душа моего отца грустит в Рассветных садах, видя ваши слезы… и видя ваше поведение. А я плачу вместе с ней.
На лицах всех присутствующих отразилось недоумение.
— Дикон… — начал дядя Эйвон слабым голосом.
— Матушка не помнит себя от горя, — перебил его Дик, стараясь не вслушиваться в унылое пение, которое герцогиня Мирабелла возобновила после первых же слов сына. — Оттого и распорядилась перенести гроб сюда. А вы послушали ее, хотя все вы знаете: мой отец, пусть и эсператист, всегда прилежно исполнял олларианские обряды. Будь он в силах говорить, он приказал бы вам положить его в церкви святого Андрея, которого всегда чтил. Но мой
Его дворяне переглянулись между собой. Для них не составляло секрета: если Дорак проведает, что убитого Эгмонта Окделла похоронили по эсператистскому обряду, герцогиню Мирабеллу ждут крупные неприятности. Мерзавец не замедлит разлучить ее с осиротевшими детьми. Потому-то отец Барнаби Линдхилл, к которому покойный герцог всегда относился дружески и с уважением, потихоньку посоветовал Дику отменить приказ матери.
Мирабелла Надорская наконец-то подняла голову.
— Продолжайте молиться, эры, — проговорила она безжизненным голосом, крепко вцепившись обеими руками в угол простого деревянного гроба.
— Я приказываю, — повторил Дик, чувствуя, как внутри него нарастает детская беспомощность.
Герцогиня Мирабелла снова запела, и отец Маттео, повинуясь ее кивку, вновь засунул голову в огромную Эсператию.
— Подымайте гроб, мои добрые эры! — звонко выкрикнул Дик. — Ваш герцог ждет вас!
— Дикон, так нельзя! — простонал дядюшка Эйвон, но, к счастью, он остался в меньшинстве. Полковник Каллофен бросил взгляд на Роберта Кохрани и тот, неслышно ступая, подошел к Мирабелле Окделл. Мягким движением он отнял ее руки от гроба мужа. Герцогиня взвыла. Айлис Макдугал и Лорна Камерон кинулись к своей госпоже. Тетушка Аурелия закудахтала. Ричард, закусив губы, смотрел, как его мать, пытаясь вырваться, пойманной птицей бьется в объятиях своих дам. Так нужно, повторял он про себя, так нужно…
— Вы мне не сын! — прокричала Мирабелла, найдя мальчика страшным почерневшим взглядом. — Слышите, Ричард? Вы мне больше не сын!
— Мирабелла! — ахнул Эйвон, дрожа всем телом.
— Вы не в себе, матушка, — твердо ответил Дик, хотя в горле у него встал комок. — Когда вам станет лучше, я сумею переубедить вас. А сейчас я просто приказываю.
Джеймс Лохран заменил Кохрани у гроба: повинуясь знаку Ричарда, эр Роберт остался рядом с герцогиней. Мужчины вынесли тело из часовни и начали осторожно спускать Эгмонта Окделла по винтовой лестнице. Ричард вышел последним, сопровождаемый глухими рыданиями женщин и дрожащими увещаниями отца Маттео. Его мать не пострадает. Дораку будет не к чему придраться.
— Видишь ли, Дикон, — пояснил ему отец, — наш мир создан для мужчин. Твоей матушке тяжело в нем, потому что у нее сильный характер – сильнее, чем, скажем, у твоего дяди Эйвона. Герцогиня Надорская способна склониться только перед волей Создателя. А вот здесь, — и отец повел рукой вокруг, — лучшее место, чтобы научиться смирению.
Они находились в фамильном склепе, таком же древнем, как и сам Окделл. Цветные витражи в высоких узких окнах раскрашивали каменные гробницы во все цвета радуги.
— Когда думаешь: «здесь со временем найду последний приют и я», забываешь гордыню, — продолжал отец. — Всякая жизнь, Дикон, и великая, и ничтожная, когда-нибудь кончается последней тишиной.
Юный граф Горик медленно брел вдоль ряда высоких саркофагов с останками своих предков. Отец давал ему урок генеалогии: этот предмет он никогда не доверял учителям.
Ближе всех к выходу располагалась гробница его деда, Эдварда V Молодого. Затем шли в порядке обратной хронологии Джон IX, эр Гордон Окделл, эр Джордж и их отец Джон VIII. Кларенс I Окделл соседствовал с Джаредом I. Возле имени Эдварда IV стояло прозвище «Красивый». Дика всегда удивляло: почему? Судя по портретам в фамильной галерее, Эдвард IV был таким же, как все Окделлы, во всяком случае, на взгляд Дика.
— Не все объясняется одной внешностью, Дикон, — усмехнулся отец. — Есть еще такие качества, как галантность и обаяние. Не забывайте о них, сын мой. Наш предок свято чтил прекрасных дам, и они отблагодарили его, увековечив этим эпитетом. Впрочем, — спохватившись, прибавил Эгмонт, — женившись, Эдвард IV стал заботливым мужем и отцом.
Дик продолжал монотонно бубнить имена своих предков.
Джон V Справедливый… Крошечная гробница – Ричард II Дитя… Умер в полтора года, ему наследовал его дядя, брат отца... Льюис I Воитель… Джеральд III Кансильер…
Дика всегда занимало, какое прозвище напишут на его надгробии и напишут ли вообще. Иногда он представлял себе это, выбирая эпитеты покудрявее: «Львиное сердце», «Преданный рыцарь» или вот «Верный слову» – тоже подойдет.
Часть гробниц в Окделле отсутствовала – второй склеп находился в Горике, где были похоронены предки Дика, начиная от Ричарда I Лишенного наследства до Артура V. Здесь же, в Окделле, в самой древней, северной, части усыпальницы, располагались захоронения баснословно далеких эпох. Самым новым являлся всегда украшенный свежими цветами саркофаг Алана VII Святого. Странно, но после него это имя никогда больше не использовалось в роду. Святому предшествовали Генрихи, Джоны, три Альфреда, четверо Артуров, пять Эдвинов, Этелберт, Ательстан и Эдгар Длинноногий – герой юного графа Горика, великий воин и справедливый правитель. Ричард порою жалел, что его не назвали Эдгаром.
Чем дальше они с отцом углублялись в древность, тем темнее становилось вокруг: склеп уходил в подножие горы, у которой был построен.
Внезапно Ричард ощутил, что бредет по щиколотку в воде. Должно быть, он спустился на самый нижний ярус катакомб, откуда никогда не уходит вода. Что за бред! – поразился он самому себе. Какие катакомбы! Он идет по коридору в их семейном склепе, и отец освещает ему путь чадящим факелом.
— Смотри внимательнее, Дикон, — произнес Эгмонт, поднося пляшущий огонь поближе к стенкам очередного саркофага. — Вот древнейшее изображение знака Скал. Это могила Ликандра II, современника Эрнани IX. Он должен был принять эсператизм вместе со своим анаксом, но… Наши фамильные твердость и незыблемость в нем перешли в ослиное упрямство. Надеюсь, сын мой, с вами подобного не случится?.. Ликандр не пожелал отречься от веры в Лита, нашего общего предка. А сейчас, Дикон, мы посмотрим, как ты помнишь, чему тебя учит мастер Гото. Можешь ли ты прочесть эту надпись?
Граф Горик мог. Он узнал ее. На гробнице Ликандра II была высечена та же молитва на старогальтарском, которую он часто видел на родовом камне – Вепре, как его называли. Дик помнил ее наизусть, хотя, правду сказать, не понимал в ней ни слова. Он прочитал выбитые строки вслух, периодически запинаясь, но ни разу не сбившись:
«Прародитель Лит! Я кость от кости твоей, я камень скалы, воздвигнутой тобою. Мои члены холодны, как лед на горных вершинах, но моя кровь питает сердце огненных недр. Услышь моим слухом песок, текущий в пустыне, говори моим языком с корнями утесов, приказывай моими устами земле, созданной тобой. Стань навеки неотделим от меня, отче Лит, как я неотделим от праха, из которого ты вызвал меня».