Серебром и солнцем
Шрифт:
…Звенят колокольчики Хрустального вальса - от этой мелодии у Миры теперь всегда будет мороз по коже. Избранная, Лита, едва найденная – потеряна. Ульрик склоняется над ней, зовёт – всё напрасно. А Миру качает, кружит мелодия вальса. Взгляд не отрывается от маленького узкого разреза на платье Литы, такого… знакомого - крохотного и смертельного. Дар сияет в крови избранной, но Мира знает: сейчас этот свет потухнет и мир окончательно погрузится во тьму. Дар уйдёт – и нет больше сил его искать. Нет больше сил сражаться против рока carere morte .
– Дона будет отдана Дэви…
Габриель суетится рядом, ещё пытается что-то сделать, как-то помочь. В ней не угасла – едва разгорелась надежда.
– Ничего нельзя сделать, – Мира слышит свой голос как бы со стороны. Всё тонет в пелене тумана, и она благодарит этот мягкий покров, он не даёт в полной мере осознать, что произошло. Хоровод масок кружит её. В пленительной мелодии нескончаемого Хрустального вальса слышится прозрачный смех безумной Лиры Диос.
– Ничего нельзя сделать. Видите? – её дар уходит. Сияние совсем ослабело. О, как я могла поверить Лире Диос!
– Вы видите дар, как сияние?.. Он, как проклятие, прячется в крови? – Габриель вдруг взвивается. – Я знаю!
– Что…
Но девушка уже режет себе руку кинжалом Миры.
– Чтобы стать carere morte , нужно соприкоснуться ранами, так? Может быть, и здесь?.. Я попробую. Это уже никому не причинит вреда. –
Последняя фраза долго звенит эхом: так говорил Ульрик час назад, только совсем по другому поводу… Глупцы! Слепцы! Как они могли отправиться на бал, когда нужно было немедленно ехать в столицу?! Это дар коснулся их - казалось тогда охотникам… На самом деле - просто безумная сказка кружила головы, но кто осмелился бы сказать это вслух? Безумная сказка об исцелении вампиров вдруг стала реальностью. С ними дар – и кто им страшен?
А упрямая Габриель зажимает разрезанной ладонью рану Литы. Ещё мгновение – избранная вздыхает в последний раз и умирает. Мира обречённо следит, как быстро тает сияние дара – вот на платье тёмное пятно обычной человеческой крови. Но Габриель отнимает ладонь от груди избранной и показывает свой порез вампирше:
– Светится? – спрашивает она.
Мира молчит, наверное, целую минуту. Потом робко, ещё не веря новому чуду, шепчет:
– Светится…
Мира повернула Габриель набок и принялась расстёгивать платье, чтобы ослабить корсет. Девушк"а очнулась.
– Что? …Где? – бессвязно забормотала она. Потянулась, чтобы достать застёжки платья на спине и, коснувшись холодной руки вампирши, очнулась окончательно.
– Всё в порядке. Мы едем с охотниками
– Здесь… везде… вампиры! За нами летят.
– С ними справятся, отдыхай.
– Ты чувствуешь carere morte на расстоянии?
– А что еще ты...
– Оставим пока это, - резко оборвала ее Мира: Диана подобралась к вызывающей у нее испуг теме.
– Дар у нас - и довольно. Что творится в столице? На вокзальной площади я не почувствовала покрова.
Увидев Марка, Диану, услышав об Алексе, она здорово воспряла духом: эти охотники, бывшие в Академии в ночь штурма, выжили и на равных ведут войну с вампирами. Значит, не все так плохо. Значит, жив и Карл... вот только почему за время разговора Диана ни разу не сослалась на мнение главы ордена?
Диана вздохнула, но отвела взгляд от избранной. Восхищение в нем гасло, проявлялись напряжение и усталость:
– Академии больше нет, ее сожгли двое суток назад. Покров у нас, и в нем сделан проход для дикарей-вампиров, для тех, кто в войне за дар примет нашу сторону. Наверное, поэтому ты его не почувствовала.
– Значит, дикари помогаю вам?
– Нет... Пока нет, ведь они не видели дар! Всюду хаос. Вампиры Дэви летают везде... Он совсем не скрывается! А покров слабеет. Мы уже все, не только главные, чувствуем это. Нас теперь слишком мало, чтобы защитить смертных от вампиров, и мы отказались от помощи им. Спасаем себя... и губим свою защиту, а вместе с ней и Купол...
– Много погибших?
Диана резко кивнула, на глаза охотницы навернулись слезы, и Мира непроизвольно поднесла ладонь к сердцу, глупо надеясь успокоить взметнувшуюся бурю в нем.
– Даниель Гесси, Ангелика, Тони, Доминик...
– начала перечислять Диана.
– Судья Краус... Адора сказала, Латэ умер сегодня вечером. Он не перенес известия об Академии...
– Карл жив?
– каких же сил ей стоило вытолкнуть этот короткий вопрос! Испуг и сожаление мелькнули в глазах Дианы:
– Он был ранен в ночь штурма Академии. Пока не говорят: ''смертельно'', но уже говорят: ''безнадежно''. Я не знаю, что сказать, Мира. Когда мы утром уезжали к Рете, он был еще жив, но доктор Меркес сказал, нового утра он не дождется.
–
Она замолчала. Молчала и Мира, прикрыв глаза и ни о чем пока больше не гадая. Она вслушивалась в ночь и за грохотом экипажа различала простую и царственную музыку тьмы. Вампиры отвязались от кареты, они ехали в тишине. За Сермой, за огнями Набережной чернел парк Академии. Мира не хотела видеть мёртвую, обожженную цитадель, но Солен отчаянно забарабанила в окошко, и она открыла глаза.
Здание Академии угадывалось за деревьями. Тёмные пустые окна. Чёрные квадраты на месте дверей. Трещина рассекала левую стену, она пробегала кабинет главы… Бывший кабинет. Вместо окон здесь зиял провал. Свежий снег покрывал дорожки парка, землю между деревьями. И ни единого следа. Как страшно! Что там, под этим белым снегом?
– Остановите, – глухо попросила Солен когда они проезжали Красный мост. Голос герцогини дрожал.
– На одну минутку. Я... я тоже здесь училась.
Они остановились, вышли из кареты. Чёрная громада Академии мёртво молчала. Безучастно, безразлично глядели её глаза-окна на Миру. Только ветер гулял в коридорах верхних этажей, выл, скрежетал в пустых кабинетах. Мира обошла здание, остановилась на перекрёстке улиц. Центральный вход был прямо перед ней, но она не смогла заставить себя подняться на площадку. Почерневшие буквы девиза виднелись над дверными проёмами: