Серебряная тоска
Шрифт:
– А вот меня никто не ждёт.
– Митяй поднял с рельс брошенную Петро пачку и вытащил две сигареты.
– Угощайтесь, Игорь Васильевич... Да оно и к лучшему, а?
Баб я уже переимел достаточно, на мужиков переходить неохота, а суп я себе всегда и сам сварю. Петро своей щенячьей преданностью вааще достал... Пора переквалифицироваться... в кого?
– В управдомы?
– В покойники. Никто никому не нужен.
– Позволь не согласиться.
– И кому ж нужен ты?
– Позволь оставить это в тайне. Ты зачем Петро
– Да он мне надоел.
– Ты сам себе надоел.
– А хоть бы и так.
– Это не причина других обижать. Он же тебе как сын. Короче, разгружаем уголь.
– Э-э, стоп. Тут уж я Петро найду. Что ж нам, вдвоём костылиться? Старый батько должен вкалывать, а младой сын по рельсам сопли размазывать? Так стихи, значит, не почитаешь?
– Почитаю. Если перед Петро извинишься.
– Значит, не почитаешь. А хош, спорю, что это он ещё передо мной извинится?
– Не надо. Не будем спорить.
– А жаль. Я б выиграл.
– Выиграл бы. Поэтому и жаль тебя.
– Примкнись, ты.
Митяй вскочил и кинулся искать Петро. Я взял лопату и по-новой принялся за уголь.
"Какой же я счастливый человек, - подумалось вдруг мне.
– Русланчик, милый мой Русланчик..."
Через десять минут вернулся Митяй. С Петро. Петро утирал последние слёзы, но выглядел вполне счастливым. Похоже, Митяй его как-то утешил. Петро снова любил Митяя, любил меня, любил уголь, который тут же стал выгребать из вагона с энтузиазмом нашкодившего и прощённого ребёнка. Я тут же присоединидся к нему.
Митяй ещё несколько секунд медлил, разминая между пальцами сигарету, затем сунул её за ухо и, схватив лопату, тоже принялся выгребать уголь.
Короче, через час мы покончили с обоими вагонами. Друг с другом в это время больше не разговаривали.
– Ну что, пошли к Ивахненко?
– предложил Митяй, сбросив последнюю лопату угля на рампу.
Получив по два червонца каждый ("Так швыдко?" - удивился Ивахненко), мы вышли со станции. Было уже совсем темно, жёлтый фонарный свет заплёвывался посыпавшим по-новой снегом.
– Ну, бывай здоров, стихотворец.
– Митяй протянул мне лапу.
– Ну, бывай.
– Я протянул в ответ ладонь.
Петро отчего-то не удержался и хлопнул меня по плечу. Я хлопнул его в ответ.
– Так думаю, свидимся ещё, - сказал Митяй.
Не знаю, с чего он это взял, но у меня тоже было подобное предчувствие.
– Причём не на угле, - добавил Митяй, лукавясь своей красной мордой. Ну, может, прочтёшь напоследок какой стишок?
Я посмотрел на него.
– Стишок тебе? Ну, вот, слушай:
Уедем отсюда к чёрту Во Тьму-Таракань куда-то Протянем к аэропорту Краснеющий луч заката Отправимся в поднебесье Торчащее в горле костью И будем срывать созвездья Висящие белой гроздью Мы выдавим гроздь в бокалы И звёздного хмелю выпьем Завоем степным шакалом Заплачем болотной выпью Шатаясь межзвёздной пьянью В космической
– Ладно, катись на хер, - сказал Митяй после паузы.
– Покачусь. С удовольствием покачусь. Бывайте. Только не заблудитесь в лабиринте.
– В каком лабиринте?
– не понял Петро.
– В жизненном.
– Не по адресу, Тезей. Сам не заблудись.
– Ты ещё и про Тезея знаешь?
– Пошёл на хер, Минотавер.
На том мы и расстались.
Ключ в замочной скважине я постарался повернуть как можно тише, чтобы не разбудить Руслана. Но Руслан не спал. Он, собака, просто лежал в постели и читал, включив ночник, "Приключения Робинзона Крузо".
– Привет, - сказал он надтреснутым голосом.
– Ну чё? Купил сигарет?
– Ой, Русланчик, совсем забыл. Счас сбегаю.
– Не изволь беспокоиться. Я уже сбегал и купил две пачки.
– Ты солнышко.
– Я нагнулся, чтоб поцеловать Руслана, но он отстранил меня твёрдой рукой.
– Что?
– не понял я.
– Где ты был?
– Где я был, там меня уже нет.
– Разгружал-таки вагоны?
– А хоть бы и так.
– Я достал из кармана два червонца и, пошелестев ими перед носом Руслана, бросил ему на одеяло.
– Думаешь, меня это радует?
– Руслан сбросил мои червонцы на пол.
Я нагнулся и поднял деньги.
– Даже если и не радует - не очень-то швыряйся, - сказал я.
– Я три часа разгружал уголь за них. Сечёшь?
– А кто тебя просил?!
– А что, ты один должен бабки в дом приносить? Ты не допускаешь во мне если не чувства гордости, то хотя бы ущербности?!
– Я думал, мы любим друг друга, - тихо сказал Руслан.
– А, значит, никаких долгов - финансовых - у нас друг перед другом быть не может.
– Ты скучал без меня?
– спросил я.
– Да, - просто ответил Руслан.
– А я каждый будний день по восемь часов без тебя скучаю!
– заорал я. Так что ж мне - приказать тебе: Русланчик, не ходи на работу? Или ты хочешь, чтоб только ты для меня что-то делал, а я был вечным получателем?
Руслан некоторое время глядел в потолок, затем перевернулся и уткнулся носом в подушку.
– Прости, - сказал он.
– Я, наверное, действительно слишком любящий эгоист.
– Если любящий - значит, не такой уж и эгоист, - ответил я, присаживаясь на постель и обнимая его.