Серебряная тоска
Шрифт:
– Какого человека?
– Меня, например. Да нет, Корнеич, я-то как раз мужчина широкий. Спичку поднести подкурить, друзей на трамвае покатать - на всё готов. А вот клиент нынче такой пошёл - деньгу из него не выжмешь. Да ты садись, Корнеич, коньячку хлебни...
Тебе червонец как - цельной бумажкой выдать или пятачками отсчитать?
– Сергей Василич... Да как же...
– Глаза Корнеича наполнились влагой. Ведь всегда ж по двадцать пять...
– Да ты подумай, Корнеич, ведь червонец - это целая бутылка водки или
Корнеич часто заморгал глазами. Потянулся за кружкой с коньяком, выпил залпом и закашлялся. Серёжка участливо похлопал его по спине.
– Что, не в то горло попало? Не бережёшь ты себя, Корнеич. Коньяк-то хорош?
– Хорош, - хрипло сглотнул Корнеич.
– Ну, держи свой червонец.
– Спасибо, Сергей Василич.
– Почерневшими от земли, потрескавшимися от мороза пальцами Корнеич потянулся к красненькой. Серёжка неожиданно припечатал червонец ладонью к столу. Корнеич заморгал глазами ещё чаще.
– Ты чё, совсем дурак?
– Серёжка пристально и как-то зло поглядел на Корнеича.
Затем достал из кармана три таких же червонных бумажки, швырнул их перед Корнеичем веером и подмахнул к ним прижатую рукой.
– Ну, чего таращишься, чучело? Сгребай. Да бери ты свою долю. Пришёл и на нашу улицу праздник - клиенточку я распотрошил на стольник. Сорок тебе, сорок мне, двадцать Петру Алексеевичу.
Корнеич, всё ещё не веря, пугливо взял бумажки и сунул их в карман ватных штанов.
– Хотя стоило б тебя тринадцатой лишить, - сурово покачал головой Серёжка, - раз шуток не понимаешь.
Корнеич угодливо хихикнул.
– Ладно, старик, бери лопату - и за работу. К вечеру могила должна быть готова.
Я своё дело сделал, делай же и ты своё.
Корнеич с готовностью схватил лопату и глянул на Серёжку глазами собачьей благодарности.
– Серёженька... Сергей, то есть, Васильевич...
– Иди, Корнеич, иди работай.
– Тьфу, - сказал он, когда дверь за Корнеичем вежливо прикрылась.
У директора кладбища Петра Алексеевича Тимошенко не было ни дяди с парализованными ногами, ни седой бороды, ни густых бровей, но чёрная машина "Волга" несомненно была. Были и очередные посетители - молоденький лейтенант милиции и молодая же заплаканная женщина - судя по внешности, скорее сестра, чем жена лейтенанта.
– Ну чем же я могу вам помочь, дорогие мои!
– всплёскивал руками Пётр Алексеевич.
– Нет места на кладбище, нет! Сам недавно любимую тётю в Энгельсе похоронил. И даже там очередь на год вперёд. Это что-то ужасное, как возросла смертность.
– Но поймите, - робко сказал лейтенант, - это же был наш папа...
– Всё понимаю, всё понимаю и сочувствую, но поделать, увы, ничего не могу.
Женщина заплакала. Лейтенант погладил её по голове и сделал шаг вперёд.
– Мы могли бы договориться, - сказал он, покраснев.
– Что вы имеете в виду?
– Тимошенко поднял на него
– Ну-у...
– Лейтенант явно не знал, как начать.
– У нас, в общем, есть с собой... ну, определённая сумма...
Тимошенко грозно поднялся из-за стола.
– Лейтенант, - укоризненно сказал он, - вы ведь ещё так молоды.
– А что?
– неожиданно резко вскинулся лейтенант.
– Что делать-то?
– Не начинать свой жизненный путь с преступления. Я уж не говорю о чести мундира. Вот если б вы остановили меня за превышение скорости, а я начал предлагать вам взятку, как бы вы поступили?
– Повесил бы, - неожиданно зло ответил лейтенант.
– На первом же столбе.
– Что-о?
– у Тимошенко округлились глаза.
– Пойдём, Ваня...
– Заплаканная женщина потянула лейтенанта за рукав.
– Без всякой жалости, - вырываясь, добавил лейтенант.
– Высоко и коротко.
– Вон!!!
– завопил Тимошенко.
– Вон из моего кабинета!
Лейтенант только рукой махнул, и они с сестрой направились к дверям. Те вдруг сами раскрылись перед ними.
– Можно к вам, Пётр Алексеевич?
– спросил Серёжка.
– Здравствуйте, кивнул он посетителям.
– До свидания, - свирепо буркнул лейтенант, хлопая дверью.
Серёжка повернул к директору удивлённое лицо.
– Проходи, Серёжа, проходи, - ласково сказал Тимошенко.
– Вот видишь, чего только не приходится... Лейтенант милиции взятки предлагает... Я ещё с ума не сошёл - от представителя властей взятки брать. Вот будь он генерал или, хотя бы, полковник...
– Тимошенко расхохотался.
– А с этими лейтенантами-капитанами...
Бережёного Бог бережёт. Кстати, о полковниках - была ж у тебя сегодня эта...
полковничья вдова?
– Была, Пётр Алексеевич, - улыбнулся Серёжка.
– Просила вам кое-что передать.
Вот.
– Продолжая улыбаться, он протянул Тимошенко Петру Алексеевичу две красненькие бумажки.
Тот ответил на улыбку и спрятал червонцы в нагрудный карман.
– Молодец, Серёжа, хорошо работаешь.
– Пришлось постараться.
– Вот и старайся. Господь любит старательных. Ну, и я тоже. Работа у нас хоть и грязная, с землёй дело имеем, но - рука руку моет.
– Кстати, Пётр Алексеевич, у меня к вам просьба.
– Чем смогу - помогу.
– Можно мне сегодня с работы пораньше... в смысле, прямо сейчас уйти?
– Другому б отказал, а тебе говорю - иди.
– Спасибо, Пётр Алексеевич. Понимаете, там с другом...
Тимошенко приподнялся, опершись о стол руками.
– А вот тут ты, Серёжа, не прав. Я ведь, заметь, не спрашивал, зачем, я просто сказал: иди. Никогда ничего не объясняй, пока тебя не спрашивают. Вот спросят - отвечай, и по возможности правду. По возможности. А начнёшь объяснять без нужды - сразу в неправде заподозрят. Иди, в общем.