Серебряная тоска
Шрифт:
– А ты, я гляжу, уже пьяный.
– Не твоё, между прочим, дело! Колька, наливай ещё.
Колька с готовностью налил.
– Брось, Русланчик, ты ж хотел только одну выпить!
– А-а, е-етто м-мйо дело, - ответил Руслан выпивая и сразу хмелея. Скок х-хщу, сток и пю.
– Всё, Русланчик, стоп!
– Я резко оборвал его, когда он в очередной раз потянул к себе бутылку.
– Шо значьт "стоп"? А есль я хочу? У меня, можжт, потребности?!
– Русланчик, милый, ну ведь опять нажрёшься
– Не спать, а просса дремать. А ты буш ходить вкруг меня кругами и чьтать сиххи.
Как тада.
– Или рассказывать байки о высшем, или космическом, разуме, - хохотнул Серёжка.
– Кстати, Игорь Васильевич, давно хотел спросить, что вы под сим разумеете?
Бога, Дьявола, или, прости Господи, марсиян?
– Венеритиков, - хмуро откликнулся я.
– Это, сиречь, жителей Венеры, что ли?
– Да нет, пациентов кож-вен диспансеров. Жертв страстей роковых.
– Приходите к нам на кладбище, - повторил своё предложение Серёжка.
– У вас вполне кладбищенский юмор.
– Не премену заглянуть, - пообещал я.
– Лет так, надеюсь через тридцать-сорок. В качестве жмурика.
Русланчик вдруг заплакал.
– Ты чего, дурилка?
– Я погладил его по голове.
– Я ж сказал - через сорок лет, не раньше.
– Да я не о том, - хлюпнул носом Руслан.
– А о чём?
– Не наливают.
– Счас нальём, только не плачь.
– Кольке стало очень жаль Руслана.
– А ну, харе!
– Я хлопнул Кольку по руке.
– Это я хотел напиться, а не он. Мне наливай.
– Нальём и тебе, - приговаривал Колька, щедро доразливая водку в четыре рюмки.
– Пацаны, можно я тост скажу?
– Ты-ы?
– вытаращил глаза Серёжка.
– Валяй, - с интересом позволил я.
– Пацаны.
– Колька, явно смущаясь, встал, сжимая в кулаке рюмку. Давайте выпьем, чтоб никто из нас никогда не плакал... Ну, в обшем, чтоб всё всегда хорошо было.
– Обессиленный этой тирадой, Колька рухнул на стул.
– Ну, давай выпьем.
– Кажется, впервые за всю жизнь Серёжка с любопытством посмотрел на Кольку.
– И ещё давайте никогда не умирать.
– Расчувствовавшийся Русланчик склонил голову на Колькино плечо.
– Хотите оставить меня без работы?
– нервно схохмил Серёжка. Неожиданно сентиментальная фаза, в которую перетёк сегодняшний вечер, была явно не по нему.
Мы чокнулись и выпили.
– Так вот, Серёжка, - сказал я, отдышавшись, - высший разум - это не марсиане.
Это всеобщая любовь. Знание всеобщей любви.
– Высший разум - это серебряная тоска, - сказал Русланчик и уронил голову на стол.
– Настало время бреда, - поморщился Серёжка.
– Колька, глянь, пожалуйста, как там жаркое.
– Булькает, - сообщил Колька, заглядывая в чугунок.
– Коричневое уже.
– Отлично.
–
– Доготовите сами. Я чувствую насущную потребность проветриться от сантиментов. Колька, одевайся... И главное, господа, - добавил он, влазя в дублёнку и нахлобучивая шапку, научитесь пить.
Или не пейте вовсе. Адьё. Что в дословном переводе с французского означает "к Богу".
– Передавай ему привет от нас, - сказал я, глядя в пустую рюмку.
* * *
– Законченый ты идеалист, Игорёха, - вещал Серёжка, закусывая водку куском жаркого.
Мы сидели за праздничним столом, справляли мой день рождения. Мама, как и сказала, не пришла. С одной стороны меня это радовало (скотина ты, Игорёшка), с другой - как-то грызло. Я люблю маму. Я хочу, чтоб она была на моём дне рождения. Нет, я не хочу, чтоб она была на моём дне рождения. И она сказала, что не хочет. Боже мой, подонок я, а не сын...
– Я идеалист?
– Я приподнял левую бровь.
– Если правильно понимать слово "идеализм", так не существует вашего идеализма.
– Ах, вот как?
– Серёжка поднял правую бровь.
– Так-таки не существует?
– Да, не существует.
– Я поднял обе брови.
– Человек любит своего друга, а не понятие "дружба". Когда человек садится на кнопку, он возмущается этой кнопкой, а не канцелярской промышленностью вообще. Если хочешь знать, то первым материалистом был Господь Бог - иначе, зачем бы ему понадобилось создавать материальный мир?
– Интересно, а во что верил Бог?
– задумчиво процедил Серёжка.
– Во что верит Бог, - поправил Руслан.
– Верил. Бог умер. Ты не знал? У нас даже памятник ему стоит 0001-0034.
– Идиот, - грубо сказал Руслан.
– Бог верил в человека, - не обращая на него внимания, продолжал Серёжка.
– Затем понял, что ошибся, и от огорчения скончался.
Руслан отодвинулся подальше от Серёжки, чтобы молния, долженствующая покарать нечестивца, не задела ненароком и его. Никакой молнии, однако, не последовало.
Серёжка подцепил вилкой солёный огурчик и сочно захрустел им.
"Нет, - подумал Руслан, - такого не молнией, такого разве что лопатой по голове прошибёшь".
Колька участия в дискуссии не принимал - подкладывал себе оливье, салат из лично сворованных крабов, жаркое, солёные огурчики и всем этим смачно чавкал. Серёжка с Русланом прервали свой теософский спор и молча наблюдали за Колькой.
– Вы чё?
– выдавил тот сквозь огурец.
– Вот, - сказал Серёжка, обращаясь скорее ко мне с Русланом, чем к Кольке, - вот единственно здоровый взгляд на вещи. Пусть Платон и Аристотель расшибают друг о друга лбы, пусть они ломают копья, а умница Эпикур тем временем выпьет и закусит. Выпьем же и мы! Колька, разливай.