Серебряная тоска
Шрифт:
Завтракать по-прежнему не хотелось. Ладно, хоть почту выну. Чёрт, придётся, всё же, одеться.
Я, поискав, натянул трусы, которые оказались, как всегда, под подушкой, затем остальное, взял ключи и спустился на лифте вниз.
В почтовом ящике не было ни газет, ни журналов. Лежал лишь какой-то чёрный конверт квадратной формы с адресом Руслана и припиской: "Игорю Матушинскому лично в руки".
* * *
Я сидел один в совершенно пустом пивном баре "Солнечный", потягивал "Жигулёвское" местного разлива, бессмысленно перекладывал из руки в руку дискету для "zip"а, и предавался
Трус я, вот что. И всегда был трусом. Даже в детстве, на качелях - так и не осмелился совершить "солнышко" - полный оборот вокруг оси, хотя уже был прекрасно осведомлён о центробежной силе, и знал, что упасть с качелей вниз головой физически невозможно. Но очко-то сыграло, коньконул я - вот и не решился. И теперь - хотя опасности вообще никакой нет - не решаюсь последовать инструкциям этой дискеты, хотя опасаться, повторяю, нечего просто не люблю я таких посланий без обратного адреса. А эта дискета явная анонимка. Я обнаружил её сегодня в почтовом ящике - в плотном чёрном конверте с адресом Руслана и подписью "Игорю Матушинскому, лично в руки", хотя кроме меня и Руслана только три человека в Саратове знали, где я живу в настоящий момент. Чёрный конверт сам по себе выглядел достаточно мрачно и навёл меня на странные размышления. Мне ли не знать, насколько сильно порой бывает влияние мистических знамений на нашу жизнь. Чёрный квадрат конверта - конверт был почему-то квадратный - вызвал в памяти массу ассоциаций... Малевич, военные похоронки... Если их две взять, покрасить в чёрный и приложить друг к другу. Глупость какая-то. Возьму-ко ещё пива. Я подошёл к стойке и с умилением обнаружил, что за то время, пока я предавался упадническим размышлениям, подвезли свежайших раков и они теперь лежали за прилавком солидной красной горкой. Стало понятно происхождение названия этого места в Москве. "Красная горка - а вы не слышали? Да Господи, самый раковый у нас тут район!" То же у Коваля, кажется: "В рака нужно больше соли, больше перцу, больше лаврового лука." Блин, баран, листа, листа лаврового!
Какого ещё лука в рака... Это там у него, кажется Петюшка Собаковский вещал - хотя нет, это капитан, потому что - "... с Петюшкой Собаковским мы как-то съели по сто раков".
Мне бы сейчас раков отведать. Кажется, я даже облизнулся, но тотчас смутился и спрятал язык. Хочется - перехочется. У меня из личных после дня рождения всего червонец остался. Я взял ещё кружку пива (без раков), и вернулся к своему столику. Нечего мне миндальничать, сегодня ночью же попробую. Ишь ты! Я припомнил текст, что был на дискете. "Высший Разум! Пришельцы, ещё, небось, какие! Но, Игорь, не из какого-нибудь сраного Космоса, а из другого измерения".
Интересно, как они видят наш мир? Наверное, так, как мы видим двухмерный мир.
Всезнание! К ихнему всезнанию мне б ещё и деньжат немного. А может, именно с помощью всезнания я деньжата и раздобуду? Как же, держи карман шире, раскатил губу по всей Ивановской, а губа-то ох, не дура у тебя, ох, до чего не дура, аж жуть, Матушинский-сякой!
Тут я с новым умилением обнаружил, что в бар стали сползаться первые чумазые посетители. Ну да, смена-то закончилась, трудовой люд спешит залить горе пивом.
Напротив меня уселся потный грязноватый индивид и дыхнул мне в лицо запахом смазки и лука. Я быстро допил своё пиво, ставшее в момент безвкусным,
– Ну, - насмешливо сказал Митяй, глядя своим прищуром мне в глаза, говорил я тебе, что мы ещё встретимся. И не на угле. Не хош угостить коллегу кружкой пива?
– Хотелось бы, - смущённо ответил я.
– Понятно, - с каким-то удовольствием кивнул Митяй.
– Финансы поют романсы?
– Хрен их знает, чего они там поют, но - поют.
– Ладно, коллега, давай я тебя угощу. Не побрезгуешь?
– Не надейся.
Митяй сходил к стойке и вернулся с четырьмя кружками пива и тарелкой раков.
– Работнику труда умственного от благодарного пролетариата, - объявил он.
"Всё ж, поем сегодня раков", - с беззастенчивой признательностью подумал я. И принялся за работу. Взламывал панцири, высасывал сладкий сок. Митяй с удовольствием наблюдал за мной.
– Что, поэт, иной раз и ты не прочь поработать руками?
– И ртом, - добавил я.
– Скользко шутишь, - скрутил физиономию в улыбку Митяй.
– Стар я, батюшка, шутить.
– Ну-ну.
– Митяй отхлебнул полкружки.
– Вишь, как приятно работяге пьётся?
– А мне, думаешь, не приятно?
– Я тоже отхлебнул полкружки.
– Сравнил ту приятность и эту.
– Митяй махнул рукой.
– Не, ты представь:
намахался ты кайлом, руки ноют, плечи ноют, поясница ноет, душа... тоже ноет. И тут ты хватаешь своей мозолистой рукой кружку пива и высасываешь из неё сладкой горечи. И по всему телу, по всей душе ползёт благодать. Благостная расслабуха.
– Митяй зажмурился, как сытый кот, и отхлебнул ещё. В кружке осталось на донышке.
– Любопытная концепция, - заметил я.
– А ты не выражайся. Ты поработай с моё. Кстати, вагоны разгружать когда снова придёшь?
– Приблизительно никогда.
– Шо ж так? Без денег сидишь, а подзаработать не желаешь? Или физический труд претит?
– Да ничего мне не претит. Но есть причины...
– Лень?
– Ага.
– Эт ты молодец, хорошо ответил.
– Митяй неожиданно залыбился и хлопнул меня по плечу.
– Без понтов, как без пружинок. Хотя и врёшь.
– Хотя и вру.
– Мне перед моей бабой тоже одно время неудобно было, что я, мол, грузчик, а не академик.
– Митяй с якобы пониманием поглядел на меня.
– Так что я сделал?
Послал бабу на хер. С тех пор горя не знаю. Баба - существо временное, а деньги - предмет постоянный. Мой тебе совет - гони свою, пока не поздно.
– Поздно.
– Сочувствую, - равнодушно сказал Митяй.
– Чё, такая хорошая?
– Тебе и не снилось.
– Везёт.
– Митяй взялся за вторую кружку. Я корпел над раками.
– Экай же ты счастливчик, - поцокал языком Митяй.
– И стихи он пишет, и любовь у него неземная, и дядя Митяй его раками с пивом кормит... Ну, понятно, чего тебе ещё какие-то вагоны разгружать... А в голову тебе, скажем, не приходило, что за это твоё счастье кто-то другой горбатиться должен? А то и слёзы в подушку проливать? Может, ты кусок чьего-то счастья украл?
– С получки верну.
– Юморист ты. А я серьёзно. Хотя я тебя и понимаю - с радости почему б и не поюморить.
– С радости...
– Я хмыкнул.
– Дурбень ты, Митяй. Где ж ты на свете радость видел.