Серебряные стрелы

Георгий Юров

– Но что я буду с ней делать? – в отчаянье воскликнул Валаам. – Я себя не знаю чем прокормить.

– Об этом не беспокойтесь, я распорядился, что бы за каждого больного Вам выделяли немного еды, или денег, кто, сколько сможет. Учитывая общее количество пришедших сюда, пищей Вы будете обеспечены надолго. А девочка. Несмотря на юный возраст, она станет Мариам хорошей помощницей.

– Похоже, они слушаются тебя. Объясни им, что возможности мои не безграничны, я не смогу отращивать новые конечности или воскрешать мертвецов и если я и стану кого–то лечить, то буду сам отбирать больных.

День ушёл на то, чтобы разделить людей по тяжести недуга.

Нашлось несколько отставных военных лекарей и женщин, лечивших в кеновии сестёр и окрестных крестьян. Те, кто мог двигаться занимались строительством палаточного лагеря, устройством кухни и прачечной на берегу реки. Умирающих или тех, кому помочь было нельзя, разместили за чертой лагеря, но они всё равно не уходили, на что-то ещё надеясь. Сам Валаам ходил между больными, которых к вечеру стало заметно больше, не решаясь начать. Ему на глаза попалась девушка лет семнадцати, лицо и часть тела которой (что была не закрыта туникой), были обезображены огромным ожогом, и он решил, что завтра начнёт с неё.

К вечеру в импровизированной лечебнице было установлено подобие порядка. Женщины находились отдельно от мужчин, как заразные больные и те, кто требовал безотлагательной помощи. Спать Валааму пришлось на улице, ведь сердобольная Мариам, смирившись с неудобством, пустила на ночлег десяток женщин, устилавших теперь пёстрым ковром разноцветных одежд весь пол.

Едва утро первыми лучами солнца окрасило небосвод, целитель проснулся и, прочтя утреннюю молитву Отвергнутому Богу, словно заручившись его поддержкой, пошёл к бывшей кормилице. Было ещё совсем рано, но ночевавших внутри женщин уже не оказалось, а сама Мариам суетилась у печи, готовя завтрак сразу на несколько десятков людей. Ограничившись остатками вчерашнего ужина из прошлогодних овощей, он попросил своих добровольных помощников отыскать девочку с ожогом на лице и принести ему в деревянном корыте воды. Когда обе его просьбы оказались, выполнены, он приступил к излечению.

Выпроводить любопытных из дома удалось с трудом; плотным кольцом окружив сложенную из саманного кирпича лачугу люди, как больные, так просто привлечённые сюда скоплением народа, внимательно следили за происходящим сквозь дверной проём. Можно было завесить его тканью, как делали обычно на ночь или в холода, но Валаам не придал этому значения, сосредоточившись на главном.

Положив ладони на голову девочки, он смотрел на неё, просто не зная с чего начать – не считая Фейги, для него это был первый опыт. Девушка испуганными глазами, казавшимися огромными на худеньком вытянутом лице смотрела на него и, ощущая неудобство от взглядов внимательно следивших за каждым его движением десятков людей, лекарь зажмурился, сконцентрировавшись на предстоящем.

«Успокойся», – приказал он себе, уловив, как внутри его головы испуганно вскрикнула девочка, услышав его, и Валааму с трудом удалось удержать её на месте. «Успокойся, – снова повторил он, на этот раз для своей пациентки. – В этом доме тебя не причинят вреда. Скажи, как тебя зовут?»

«Рейна» – изумлённо ответила молодая особа, не открывая рта.

– Рейна, – произнёс он уже вслух, обретая уверенность. – Ну что же, огонь обошёлся с тобой жестоко, но возможно я смогу тебе помочь.

Мужчина, держа ладони у головы несчастной, стал делать круговые движения над местом ожога и рубцы на левой стороне лица уменьшились, и хотя и не исчезли совсем, сделались, в конце концов, малозаметны. Это не было быстрым делом, прошло довольно много времени, прежде чем Валаам добился своего. Он не касался

несчастной, водя ладонями на расстоянии от её кожи, то приближая, то отводя руки. Время от времени целитель опускал ладони в корыто, и вода шипела, как бывает, когда в неё погружают раскалённый металл.

Закончив с лицом, он пошёл вниз по телу, освобождая от ожогов руку и плечо. Солнце давно уже перевалило за полдень, когда мокрый от пота осунувшийся Валаам вышел из дома и давившая друг друга, завороженная зрелищем толпа расступилась, давая ему дорогу. Вдруг кто-топал перед ним ниц, за ним последовал другой и вскоре все кто был во дворе Мариам, преклонили перед ним колени, уверовав в чудо, которое он совершил.

– Встаньте же. Говорю вам: не делайте из меня божества – ведь я человек, такой же, как и вы! Если уж кланяться кому, то кланяйтесь Богу! Цари народов господствуют ими, и вельможи правят ими, но между вами пусть не будет так. И больший из вас будет вам слугою, ибо кто возвысит себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится! – рассерженно вскричал молодой человек, но люди, словно не слышали его и он только качал головою от неудовольствия.

– Огонь слизал волосы на её голове, но пройдёт немного времени и, надеюсь, они вырастут вновь, – успокоил он родителей девочки, голова которой была накрыта лёгкой косынкой. Мать с объятиями бросилась к дочери, всматриваясь в неё и вдруг отшатнулась, а лицо её исказила гримаса ужаса. Схватив девушку за руку, она потащила её прочь, ни сказав ничего. Обернувшись Рейна, успела махнуть на прощанье Валааму и скрылась из виду в сомкнувшейся толпе. Многие пришли к нему ещё, но были те, кто, убоявшись увиденного шёл прочь и Валаам только дивился этому.

Дело двигалось слишком медленно, до заката он успел помочь лишь немногим, а когда солнце село за холм, нависший над домом и целитель сел ужинать, его трапезу прервало появление важного господина, в накинутом на голову капюшоне тёмного плаща из добротной ткани.

– Здравствуй лекарь, – произнёс он грубым властным голосом.

– Здравствуй и ты, гость моего дома. Раздели со мной пищу, – ответил Валаам, указывая на лавку напротив него. За день он устал от людской суеты, и теперь ему хотелось побыть одному, но гость продолжил, оставшись стоять:

– Слухи о тебе разносятся быстро по городу, и я пришёл к тебе за излечением. Не для себя, дочь моя проклята за грехи мои. И что я не делал, сколько не жертвовал золота в храм Непорочной Девы, всё бес толку. И теперь я прошу тебя, лекарь, исцели мою дочь и я, поверь, в долгу не останусь.

– Разве несут дети вину отцов своих? Чтобы ты не сделал, твой ребёнок здесь не причём, – с сожалением взглянув на остывающий ужин, возразил Валаам и жестом показал хозяйке, что бы та убрала со стола.

Дочь этого загадочного человека звали Роза–Мари, и было едва ли больше десяти лет. То был перепуганный худосочный ребёнок в хитоне до колен. Один глаз её оказался закрыт бельмом и возможно от этого у неё развилось заметное косоглазие и само лицо, вернее правую половину словно повело на сторону.

Осмотрев девочку, Валаам взглянул на её отца, и утвердительно покачав головою, произнёс:

– Я помогу Вам, милорд. Не корысти ради и не из страха, а потому что, скажу без ложной скромности, кроме меня сделать это некому. Лягте на стол, юная леди и смотрите на меня, – попросил он, и пока девочка ложилась на освобождённый от пищи стол, достал из своей сумы короткий широкий нож с обрезанным под углом клинком. – Что видишь ты сейчас правым глазом?