Серебряные стрелы
Шрифт:
– Ничего, только мрак, который преследует меня от рождения, – склонившись над девушкой Валаам, погрузил свои тонкие пальцы в глазницу и медленно стал выдавливать оттуда глаз. Немного вытащив его на себя и удерживая одною рукой, второю он принялся осторожно соскребать тёмное пятно, занимавшее почти всю радужную оболочку. Будучи в сознании девочка абсолютно не чувствовала боли, хотя процедура эта не могла быть безболезненной. Бельмо поддавалось неохотно, но, тем не менее, глаз был почти очищен, лишь на уровне зрачка оставалось чёрная точка.
– Что ты видишь теперь? – спросил целитель, утирая со лба пот.
– Тебя, – потрясённо ответила Роза Мари и вдруг закричала, порываясь подняться и взглянуть на отца: – Папа! Папа, я вижу! Вижу обоими глазами!
– Ещё
Было уже за полночь, когда девочка в сопровождении отца вышла из дома кормилицы: – Теперь я Ваш должник, – прочувствованно произнёс на прощанье воин, протягивая ему кожаный мешочек со звенящими монетами.
– Этого много, милорд, – возразил лекарь, но рыцарь не стал его слушать, заметив с усмешкой:
– Бери. В конце концов, теперь тебе нужно кормить весь этот сброд.
– Они не сброд, сэр, а такие же люди как мы с Вами.
– Сегодня они боготворят тебя, а завтра забросают камнями, – сурово ответил на это рыцарь и, махнув рукой своим копьеносцам, с зажжёнными факелами окруживших по периметру двор Мариам, вскочил в седло. – Всего доброго, целитель; надеюсь, мы больше не встретимся.
***
Элеонора, фрейлина Королевы Матери возвращалась домой из дворцовых покоев. Было уже немного за полночь, но младший брат её, упав с лошади, сломал ногу и нуждался в постоянном уходе. Отец с матерью умерли пятнадцать лет назад от свирепствовавшей в городе чумы, и родители тогда бросали своих детей опасаясь заразиться, а дети покидали родителей боясь того же. Сами они благополучно пережили её за городскими стенами, в предгорьях Скалистых холмов у бабки с дедом, куда были заблаговременно отправлены. Почему близкие не уехали сами? Этот вопрос мучал теперь Элеонору, с десяти лет оставшуюся без родительской опеки. Наверное, им казалось, что болезнь пройдёт стороной.
Будучи служащим, городской канцелярии, отец исправно ходил в Касагранду, мать же из придворных белошвеек обшивала кружевными платьями королевский двор. Родители умерли за неделю и их покрытые гнойными ранами тела сожгли за городской стеной вместе с другими несчастными те, кому повезло. Острой косой смерть собирала жатву, насылая на город то войну, то голод, то мор. Сейчас настало благословенное время и о последствиях страшного бедствия унёсшего тысячи жизней говорили лишь многочисленные могильные плиты на городском кладбище, где хоронили тогда не тела, а собранные части праха.
После смерти родителей, благословенная государыня взяла опеку над детьми белошвейки; когда девочка выросла, стала фрейлиной, брата же взяли конюхом на королевскую конюшню. А недавно объезжая норовистую кобылу Каспар упал, отделавшись относительно легко, только лишь переломом ноги. По словам лекаря, кость срастается хорошо и скоро он уже сможет ходить, хотя хромота, возможно, останется на всю жизнь.
Королева не имела собственных детей, судьба словно одарила её за это бесконечно огромным количеством верноподданных, ведь все граждане королевства были её детьми. Как любящая мать Элисандра могла быть сурова, наказывая своё заблудшее чадо, но к девочке относилась всегда доброжелательно, возможно излишне балуя дорогими подарками. Лишь недавно она подарила ей золотые серьги с изумительными зелёными камнями, переливающиеся на солнце как маленькие озёра.
До детей был охоч её покойный муж король Салозар. Для него этот брак стал уже вторым, и только официальных детей было трое, не говоря уже об признанных им бастардах. Два старших сына погибли ещё при жизни отца, один на поле сраженья, другой на охоте, когда раненый вепрь выбежал прямо на принца, вогнав ему в живот огромные клыки.
Терзаемый невыносимой болью, наследник умирал три дня, а городские врачи оказались бессильны даже не спасти, а просто уменьшить мучения. Заглушаемая маковым отваром боль возвращалась по ночам и принц, страдая бредовыми галлюцинациями,
Звонко цокали в ночной тишине подбойками каблучки её туфель о камень брусчатки, здесь, в периметре стены Верхнего города было безопасно, и Элеонора шла нисколько не боясь, наслаждаясь свежестью весенней ночи и умиротворяющей тишиной, какой не сыщешь в суматохе дня. Да и кого ей было бояться, ведь здесь жили в основном состоятельные благообразные люди: королевские придворные, чины из Касагранды, банкиры, купцы, сановные дамы и клирики Храма. На ночь внутренние ворота закрывались, и смена караула пропускала внутрь только по самым неотложным делам. Это там, в Нижнем городе, раздавшимся вверх и вниз по течению Леи было небезопасно из–за обилия бродяг, привлечённых возможностью лёгкой наживы. Там по ночам ходили патрули, освещая горящим факелом себе путь. Случаи грабежей и насилия были не редки; пьяные гуляки окрестных трактиров выясняли отношения, по поводу и без хватаясь за ножи. Разбойничьи шайки грабили подвыпивших прохожих, состоятельных клиентов с улицы Зелёных Крыш и поэтому хорошо вооружённые стражники не ходили там поодиночке.
С наступлением сумерек город погружался во тьму, и чтобы немного рассеять мрак на улицах Добробрана королева приказала ставить в окнах домов зажжённые свечи. Много света они не давали, но направление угадывалось легко, и в этом было преимущество Верхнего города. Город пустел – с боем комендантского колокола после захода солнца жителям запрещалось выходить из дома без специального разрешения, и только свита, сопровождавшая кареты знати скакала верхом на лошадях по улицам, освещая путь факелами.
Девушке вдруг показалось, что она не одна в узком переулке. Дом был совсем рядом и Элеонора, прибавив шаг, шла дальше, убеждая себя, что бояться нечего. Может это какой–то хмельной бродяга, забредший сюда днём. Сзади раздались шаги быстро перебежавшего улицу существа; девушка резко обернулась, успев уловить взглядом в неясном свете мелькнувшую тень. В том, что ей угрожает опасность, неясная и потому заставившая сердце учащённо биться, сомнений больше не было. Элеонора ещё стояла, тревожно вглядываясь во мрак, а потом, развернувшись, быстро пошла, и снова раздался этот щекочущий нервы звук лёгких приближающихся шагов, и тьма, сгустившись, словно стала ближе, она уже почти касалась края её голубого платья, облизываясь, словно злобный голодный зверь. Не выдержав, девушка побежала, задрав подол до лодыжек; дом, её милый дом был близко, но тот кто, уже не скрываясь, преследовал её, практически дышал в затылок. Зацепившись за булыжник Элеонора упала, до крови сдирая руки и колени о брусчатку, но даже не почувствовала боли на волне охватившего её страха. Ей нельзя умирать сейчас, ведь дома ждёт Каспар и без неё о нём совсем некому заботится. Пусть забирают всё что хотят: почти новое платье, драгоценности которыми одаривала её королева, только не отнимают жизнь. Поднявшись на колени, она обернулась, и гнавшееся за ней существо сделало шаг назад, растворяясь во мраке, но и то, что девушка успела увидеть, заставило её закричать от ужаса, в предчувствии неизбежного конца.