Серьезные мужчины

Джозеф Ману

Она глянула на часы. Время подошло, но она знала, что звонить ему не потребуется. Странное дело: он забывал почти обо всем, а вот о ее визитах в больницу помнил всегда. И вот уж он у ворот, идет по дорожке – в точности так, как она представляла себе. Он уже старик, подумала она, и от этого ей почему-то стало смешно.

Ачарья ничего ей не сказал. В этом не было ничего необычного. Они сели в машину и молча поехали. Такси нарушали разметку и подрезали его, напевавшие велосипедисты чуть не погибали под его колесами и бросали на него взгляды праведного гнева,

после чего вновь принимались петь, автобусы упирались ему в бампер, а пешеходы стояли посреди проезжей части, пытаясь перебежать оставшуюся половину, но давление у Ачарьи не подскакивало.

– Эта страна превратилась в видеоигру, – сказал он. Остаток пути молчал.

Добравшись до больницы Брич-Кэнди, он вышел из автомобиля, запер двери и поднялся на крыльцо. В регистратуре осознал, что оставил что-то в машине. Вернулся, бормоча себе под нос. Лаванья со спокойным лицом сидела внутри.

– Изнутри можно открыть, – сказал он ей.

– Знаю, – отозвалась она, выбираясь из машины.

– Так что же ты не вышла? – спросил он сердито. – Зачем этот театр?

– Это у меня театр?

– Я знаю, что забыл тебя в машине. И что?

– И ничего. Бывает. Я разве что-то сказала?

В тот вечер, вернувшись из больницы, Ачарья не мог уснуть. Замер на длинном узком балконе и смотрел на темное море и небеса над ним. Стояла безлунная летняя ночь, виднелись звезды. Когда-то он знал их близко и по именам. Кое-кому нужен восторженный поиск сигналов из дальних мест. Они – не романтики с милым отчаянием детей. Они прогнившие ученые, увязшие в посредственности, годами они пахали на радиоастрономию, а никакой победы не добились. Им хотелось легкой славы за счет картинной чепухи. И ради этого они рвались развязать войну с ним. Он знал, как с ними сражаться. Еще одна битва, подумал он – и вдруг устал.

* * *

Семеро мужчин собрались вокруг овального стола. В тишине выматывающего ожидания они слушали, как гудит кондиционер. Ждали, чтобы что-то произошло. Всякий раз, когда снаружи долетал малейший шум, они вскидывались и глядели на закрытую дверь, после чего возобновляли ожидание, которое, как им было ясно, скоро закончится.

Дверь открылась, и почти ощутимая волна страха и предвкушения накрыла залу. Но, увидев Опарну Гошмаулик, они почувствовали облегчение. Она уселась, недоумевая, кто тут помер.

– Спасибо, что пришли, – сказал Намбодри, хотя радость видеть ее несколько прибило тяжестью момента.

Она вскинула брови, вопрошая, что случилось.

– Скоро все узнаете, – ответил Намбодри.

Через несколько минут вошел Бхаскар Басу. Это был подстриженный чистенький мужчина, подозревавший, что хорош собою. Его жизнерадостные седые волосы – дальний кузен сияющего нимба Намбодри. Оправа очков толстая и изысканная. За очками узкие глаза, хитрые и ушлые. Засранец, предположила Опарна.

Прыткий взгляд Басу неизбежно уперся в нее. Он спросил Намбодри:

– Вы нас не представите?

Опарна не понимала этой вот привычки

индийских мужчин. Уж коли они позволяют себе так открыто ее вожделеть, в таком случае пусть и поинтересуются напрямую, как ее звать. Зачем каждый раз обращаться к кому-то, еще и спрашивать: «Вы нас не представите?» Ничтожества.

– Опарна Гошмаулик, – сказал Намбодри, – глава астробиологии.

– Бенгалка, – проговорил Басу, и лицо его озарилось, словно внутри включили лампочку. Он сказал ей что-то на бенгальском, и она попыталась ответить – с чем-то смахивавшим на вежливую улыбку.

Затем Басу вновь сделался напыщенным и франтоватым. Он откинулся на стуле и прервал ученую тишину.

– Не волнуйтесь, я все улажу. Я же здесь, – сказал он. – Старик еще не прибыл? Думаю, ему нужно позвонить.

– Придет, – сухо сказал Намбодри. Он боялся, что присутствие Опарны вдохновит бюрократа на своего рода выпендреж, который мог оказаться самоубийственным. Ачарья, если его уязвить, мог швырнуть в обидчика пресс-папье. Опарна была здесь потому, что Намбодри хотел, чтобы она стала свидетелем первой дрожи при сдвиге властного равновесия, а также чтобы подорвать Шаровую миссию. Но теперь начал жалеть об этом решении. Басу понесло.

Басу взялся объяснять структуру нового подразделения SETI, хотя радиоастрономов уже успели во все посвятить. Пока говорил, он то и дело поглядывал на Опарну, решившую поиграть с мобильным. Наконец он умолк, поскольку больше ему нечего было добавить, а все вокруг сидели угрюмые и рассеянные. Насупленное ожидание возобновилось: все прислушивались к дверям.

Когда Арвинд Ачарья вошел, один из ученых по инерции вскочил и тем самым мощно порушил «агрессивную позицию», которую Намбодри велел всем занять. Ачарья уселся между двух радиоастрономов, которые вперялись в стол гораздо пристальнее необходимого. Намбодри спокойствие старого друга обеспокоило. Он знал: что-то тут не так.

– Спасибо, что пришли, – сказал Басу с благодетельной улыбкой. – Позвольте мне…

Ачарья вскинул руку и сказал:

– Заткнитесь.

Изящное лицо Басу словно усохло. Он попытался собрать слова.

– Простите? Не понял, – сказал он строго. – В каком смысле?

Ачарья сверился с часами.

– Я не понимаю, – возвысил голос Басу.

– А обычно вы всё понимаете? – спросил Ачарья. Было что-то в его тоне – эдакая глубокая безмятежность древнего педагога, и от нее вновь воцарилась тишина.

Радиоастрономы переглянулись. Ачарья еще раз посмотрел на часы. Послышалась вибрация мобильного телефона. Настойчивый судорожный скрип. Басу полез в карман пиджака и вынул мобильник. Увидев номер, встал и отошел в угол залы.

– Да, сэр. Да, сэр, – донеслось до астрономов, и им сделалось нехорошо. – Да, сэр. Да, сэр, – произнес Басу многократно. Это был тайный диалект бюрократов, и других слов в нем не существовало.

Когда Басу убрал телефон в пиджак, Намбодри понял, что революция окончена. Басу плюхнулся в кресло бледный.