Северные архивы. Роман. С фр.

Юрсенар Маргерит

такие шедевры исторического романтизма, как

турниры, рыцарские романы, миниатюры «Сердца,

охваченного любовью», кульминация же ее при­

ходится на следующий век — то были героиче­

ские безумства Дон Кихота. Она порождает

также увлечение геральдикой. Гербы фамилий, о

которых у нас сейчас идет речь, так часто соеди­

няют свои цвета, знаки, фигуры и предметы, что

невольно возникает предположение, что между

ними существовали

альянсы куда более давние,

чем известные нам. В детстве старые родственни­

цы уверяли меня, что дрозды, символ перелетных

птиц, означали паломничества и крестовые похо­

ды, а звезды — об этом я узнала с огорчением —

были совсем не те, что мы наблюдаем на небе, они

обозначали шпоры предполагаемых воинственных

родственников.

Паломничества совершали так часто, что у

любого из нас, несомненно, есть предки, от­

правлявшиеся в Рим или Компостелу *, отчасти

из набожности, отчасти чтобы посмотреть мир и

затем по возвращении рассказать, привирая, о

пережитых приключениях. Что до крестовых по­

ходов, то вслед за господами по дорогам рассе­

ялось столько пеших и конных, столько

распутников, набожных вдов и заблудших де-

61

виц, что все мы можем похвалиться тем, что на­

ши предки участвовали в этих замечательных

вылазках. Паломники видели волнующиеся поля

пшеницы вдоль дорог в Венгрии, страдали от

ветра и волков в каменистых ущельях Балкан,

столкнулись с теснотой и торгашеством в портах

Прованса, стали свидетелями того, как под

шквальным морским ветром, словно языки пла­

мени, трепетали княжеские орифламмы, посети­

ли золотой Константинополь, истекающий

драгоценными камнями и выколотыми глазами.

Увидав святые места хотя бы раз и издали, че­

ловек чувствовал себя спасенным, и если ему

удавалось вернуться домой, он мог вспоминать о

своем путешествии на смертном одре. Паломни­

ки познали темноволосых дев, отдававшихся до­

бровольно или взятых силою, поживились

добычей, захваченной у неверных турок или

греков-раскольников, отведали сладко-горьких

апельсинов и лимонов, столь же неизвестных в

их родных краях, как райские яблоки, испытали,

что такое бубоны, раскрашивающие кожу фио­

летовыми пятнами, и дизентерия, изнуряющая

тело, они корчились в агонии, покинутые всеми,

видя и слыша, как вдали толпа продолжает свой

путь, поет, молится, богохульствует, и им каза­

лось, что вся сладость и чистота мира заключе­

ны

в недоступном глотке воды. Мы не первыми

увидели летнюю пыль Малой Азии, ее раскален­

ные добела камни, острова, пахнущие солью и

пряностями, нестерпимо синие небо и море. Все

у ж е было испытано и опробовано тысячу раз,

62

часто об этом просто не говорили, или же ска­

занные слова не дошли до нас, а дойдя — стали

невнятными и перестали волновать. Подобно об­

лакам в чистом небе, мы возникаем и рассеива­

емся в глубине забвенья.

* * *

Из-за существующей традиции передавать имя

от отца к сыну нам ошибочно кажется, что с про­

шлым нас связывает только тонкий стебель, на ко­

торый в каждом поколении прививаются имена

жен. Считается, что они представляют второсте­

пенный интерес, разве когда столь блестящи, что

ими можно покичиться. Слова «происходить от ко­

го-то по женской линии», особенно во Франции,

где правил салический закон *, воспринимались

почти как шутка. Кто — за редким исключением —

знает имя деда по материнской линии отцовской

прабабки? Однако человек, носивший это имя,

столь же значим в образующем нас сплаве, как и

предок, чье имя мы унаследовали. С отцовской сто­

роны — а именно она интересует меня в данном

случае — у меня были четыре прадеда в 1850 году,

шестнадцать прапрадедов во II году *, пятьсот две­

надцать в эпоху юности Людовика XIV, четыре ты­

сячи девяносто шесть — при Франциске I, около

миллиона по смерти святого Людовика. Эти цифры

можно оспорить, учитывая перекрещивание родов,

часто один и тот же предок находился на пересече­

нии разных линий, подобно тому как от одного узла

может отходить множество нитей. Вообще же мы

63

наследники целой страны, целого мира. Лучи угла,

в вершине которого мы находимся, раскрываются

в бесконечность. Если взглянуть на генеалогию с

этой точки зрения, то оказывается, что наука, так

часто служившая человеческому тщеславию, спер­

ва воспитывает смирение благодаря осознанию на­

шей малости в сравнении с множеством, с массой,

а затем вызывает головокружение.

Я говорю здесь только о кровных узах. Если

же иметь в виду передачу признаков, не поддаю­

щихся анализу, то мы — единственные наследни­

ки всей земли. Греческий поэт или скульптор,