Северные архивы. Роман. С фр.

Юрсенар Маргерит

ванием Вильруа, Мальбрука или Фридриха II, что

позволило избавить мир от их, как бы сказал Пан­

глосс *, надоедливого присутствия, XVIII век — од­

на из самых сладостных и отрадных для жизни

эпох. Но древняя Фландрия пошла в ногу со вре-

79

менем: прежние красновато-коричневые с золо­

том тона уступили место французской гризайли.

Старый патрициат превращается в дворянство

мантии.

Прежние обильные застолья и народные

гулянья сменяются праздниками, на которых ули­

це нет места. Байёль переходит в разряд почтен­

ного провинциального захолустья, во все времена

дорогого сердцу французских романистов, где бо­

лее или менее титулованные магистраты и мелкая

знать, предпочитая городской комфорт неудобст­

вам своих владений, играют в трик-трак при свете

свечей в серебряных канделябрах. Народная

жизнь сохраняется прежде всего в предместье

Амбахт, где трактиры дешевле, чем в городе, где

пивовары варят пиво, ткачи ткут на дому, а кру­

жевницы, склонившись над подушечками, выпи­

сывают пальцами утомительные танцы. Амбахт

поставляет также некоторый элемент неприличия

или, попросту говоря, чуточку вульгарные удо­

вольствия, этакую шантрапистую закваску, необ­

ходимую для всякого порядочного города. В

1 7 0 0 году отец и сын знатного происхождения

убиты в гостинице, виновные повешены, жертв

отпевают в Сен-Васте, и Никола Бисваль аккурат­

но заносит в записную книжку три ливра, полу­

ченные им за хоругвь и покров на гроб при

похоронах по первому разряду, этот сбор позво­

лял казначею отчасти возмещать свои расходы по

финансированию общественной казны.

Именно тогда некоторые из этих господ удли­

няют свои имена, и словно по случайности второе

имя — почти всегда французское. Кленверки ста-

80

новятся Кленверками де Креанкур благодаря ма­

ленькому виконтату, находящемуся в ведении

кассельского суда. Бисвали той ветви, от которой

происхожу я, называются теперь Бисваль де Бри-

ард. Барты именуются впредь Барт де Невиль.

Французский является языком культуры и свиде­

тельствует об определенном социальном положе­

нии, пользоваться им стали задолго до завоевания

страны Людовиком XIV. Переписка между Байё-

лем и нидерландской регентшей в XVI веке почти

всегда велась именно на этом языке. Но в

XVIII веке в нотариальных актах, дневниках, ве­

дущихся главой семьи, надгробных надписях цар­

ствует фламандский. Камеры Риторов,

даже в

бельгийских провинциях повсюду находящиеся в

упадке, вызывают подозрение у французских вла­

стей, которые не без основания считают, что в

них сохраняют верность прежним господам, но,

вероятно, на обоих языках рифмуют столько же

дурных стишков, как и прежде. В брачных дого­

ворах и описях имущества перечисляются сереб­

ряные блюда и кропильницы, золотые кресты и

бриллианты, о книгах в них не упоминается, одна­

ко толстые тома на французском, латыни и р е ж е

на голландском то здесь, то там выстраивают в

ряд свои тисненые с позолотой сафьяновые пере­

плеты. Экслибрис Никола Бисваля украшен его

гербом, считавшимся незаконным, что не мешает

преспокойно выставлять его напоказ. Мишель До-

насьен де Креанкур заказывает себе экслибрис в

Париже, вокруг герба кудрявятся нимбом купидо­

ны в стиле рококо.

81

6-1868

Наиболее старые фамильные портреты также

датируются временем присоединения к Франции.

Все, относящиеся к предыдущей эпохе, за двумя-

тремя исключениями, видимо, погибли в фейер­

верках войны. О мужчинах речь у ж е шла или

пойдет в соответствующих местах, здесь же уме­

стно вспомнить о некоторых женщинах. Констанция

де Бан, одна из моих прапрабабок, поддерживает

красивыми руками облако муслина, едва прикры­

вающего ее полную грудь; лицо, скорее некраси­

вое, у ж е не очень молодое, с живыми глазами и

большим смеющимся ртом, своеобразно и горде­

ливо. Я представляю себе гостеприимную хозяйку

дома, которая пьет и ест наравне с гостями, ни в

чем им не уступая, смеется их рискованным шут­

кам, но при этом Даниэль Альбер Андриансен, ее

муж, может не опасаться мимолетных капризов

этой порядочной женщины. Изабелла дю Шамбж,

дальняя родственница, одета Гебой *; голубая бар­

хотка а-ла Натье * украшает ее прелестную, слегка

потемневшую шею. Большой позолоченный кув­

шин, который она держит в руке, относится к из­

любленным аксессуарам фламандской живописи

после Рубенса, будь то пиршество на Олимпе, как

в данном случае, брак в Кане галилейской или се­

мейный праздник. Изабелла де ла Бас-Булонь но­

сит имя, которое Мольер мог бы запросто дать

одной из своих провинциальных маркиз, но она,

отделенная от нас пятью поколениями, чарует,