Северные архивы. Роман. С фр.
Шрифт:
раз прорывалась к Риму и на средиземноморский
Восток. МЫ чувствуем, что за четыре века римско
го господства под прекрасными каменными арками
утечет немало воды и средние века доисторическо
го периода незаметно сомкнутся с нашим средне
вековьем: мы узнаем башни с балками и сваями,
стоящие в лесу, и саманные деревенские дома под
соломенными крышами. В нестроевых частях гал-
ло-римской армии, расквартированных в дальних
пограничных
ских наемников, искавших удачи в Египте времен
Птолемеев *, и галатов, хлынувших в Малую Азию;
они также станут отцами будущих крестоносцев.
45
Отшельники заменят под дубами друидов, готовя
щихся к вечным скитаниям. В древности с бабуш
киных уст стекали легенды о красавицах, за
которыми гнались по лесу и которых вместе с их
младенцами вскормила лань; потихоньку расска
зывали о детишках, съеденных людоедом или ук
раденных русалками, о ткачихах Смерти и
загробных кавалькадах.
Но здесь есть у ж е все: при отблеске пожаров,
уничтожающих деревни, подожженные Цезарем
(хороший тактик, он скоро откажется от подо
бных фейерверков, ибо огонь и дым указывают
врагу на местоположение его войск), вырисовыва
ются далекие лица предков Бисвалей, Дюфренов,
Бартов де Невиль, Кленверков или Креанкуров,
чьим потомком я являюсь. Я смутно вижу тех, кто
сказал «да»: хитрецов, знающих, что завоевания
многократно умножат экспорт в Римскую импе
рию; там любят копченые окорока и гусей, их по
сылают туда залитых жиром или живьем, и тогда
они переваливаются с боку на бок под надзором
маленького пастуха, которому некуда спешить.
Там любят красивые шерстяные ткани, вытканные
в мастерских атребатов *; там ценят хорошо выде
ланную кожу для ремней и седел. Я слышу также
«да», сказанное просвещенными умами, они пред
почли римские школы риторики премудрости дру
идов и стараются изо всех сил заучить латинский
алфавит. Я слышу «да» крупных собственников,
горящих желанием сменить свое кельтское имя на
тройное, принятое у римских граждан, и мечтаю
щих, если не для себя, то для своих детей, о се-
46
наторской тоге; и «да» тонких политиков, у ж е
взвешивающих преимущества римского мира, ко
торый действительно даст три века безопасного
существования стране, где ужасы войны почти по
стоянно жили в памяти человеческой.
Но и тех, кто сказал «нет», было не меньше:
они предвосхитили судьбу своих единоверцев,
требленных в средние века французскими солда
тами, изгнанников и казненных во времена
Реформы, подобно Мартину Кленверку, который
не то был, не то не был одним из моих родных,
ему отрубили голову близ Байёля, на Вороньей го
ре; они заставляют вспомнить об эмигрантах
1 7 9 3 года *, сохранивших верность Бурбонам по
добно тому, как их предки на 100 лет раньше бы
ли верны Габсбургам; о робких буржуа-либералах
XIX века, которые, как брат моей бабушки, скры
вали, словно порок, свои республиканские симпа
тии; о неуживчивых упрямцах, как мой предок
Бисваль, который в XVII веке воспротивился то
му, чтобы герб его был занесен в «Гербовник»
Д'Озье, ибо регистр этот казался ему еще одной
уловкой короля Франции, придуманной для того,
чтобы выудить у подданных несколько золотых
монет. Лица вольных стрелков, охотников, обор
ванцев, строптивых парламентариев и вечных из
гнанников... Во времена Цезаря они укроются в
Бретани вместе с Коммом, атребатским вождем,
начав или, быть может, продолжив вечные скита
ния между бельгийским побережьем и Англией,
П о з ж е они примкнут к восстанию батава Клавдия
Цивилиса *, докатившемуся до этих мест. Мы ви-
47
дим их такими, как изобразил их Рембрандт, — в
какой-нибудь подземной зале, освещенной невер
ным светом фонаря; слегка подвыпив, они провоз
глашают гибель Риму или, что было сделать
проще, собственную смерть, высоко поднимают
красивые стеклянные кубки, сделанные в алек
сандрийском вкусе и привезенные с Рейна; уве
шанные варварскими украшениями, они вкушают
одновременно грубую роскошь и опасность.
Мы у ж е можем отметить некоторые особенно
сти этой расы, и рассудительной, и неуступчивой:
неумение объединиться, разве что в самом край
нем случае, — это подарок злых кельтских фей,
отказ подчиняться всякой власти, что в какой-то
мере объясняет историю Фландрии, правда, эти
их черты частенько побеждала прочная привязан
ность к деньгам и жизненным благам, заставляв
шая принимать любой status quo 1, любовь к
красивым словам и сальным шуткам, ненасытная
чувственность, основательный вкус к жизни, пе