Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком
Шрифт:
В большинстве случаев возвышается лишь один человек из многих. Возвышения церковные могут быть двух видов — земные и небесные. Земные, когда некто прочно стоит на земле, растет и процветает. Это может быть один из католикосов, живущий в доме или в монастыре и имеющий власть над людьми. Они приносят ему десятину, а он распоряжается ими и судит их по своему усмотрению и по настроению. Он обязательно должен иметь секретаря, хранящего его тайны, повара, заботящегося о его питании, казначея, хранящего его динары, и тюрьму, куда он сажает ослушников и непокорных. Небесное возвышение это противоположность земному. Примером тут может служить митрополит Атанасиус ат-Тутунджи, написавший книгу «Пыль от перетирания глупостей»{162}. Его покровитель возвел его в сан митрополита и назначил в город Тараблус аш-Шам{163}. Но в этом городе нет ни одного его единоверца, и десятину никто не платит. Как никто не готовит ему пищу и не пишет для него посланий. Его возвышение имеет чисто символическое значение и напоминает обычаи
Цель всего этого — так или иначе выделить одного из всех. Если ты усвоил это, то знай, что хавага, му‘аллим{164}, шейх — это не высокие звания, ибо они достаются без ходатаев и нагих «заступниц». Это звание можно уподобить хирке{165}, прикрывающей наготу имени — она не сшита по размеру носящего ее, не подрублена и не накрахмалена. Это просто ярлык, обозначающий его цену. Вместе с тем частенько этот ярлык прикрепляется к человеку наобум. Египтяне, к примеру, называют му‘аллимом христианина-копта, хотя копты обыкновенно и не учителя, и не обученные. Столь же неуместно именовать копта хавагой, так как это слово, как и му‘аллим, производное от слова знание{166}. Слово шейх обозначает в первую очередь человека старого, прожившего много лет. Потом его стали употреблять и по отношению к человеку ученому, обладающему многими знаниями. Старый человек обладает зрелым умом и верным суждением, хотя женщины это и отрицают. Такими же достоинствами отличаются и люди, занимающиеся наукой. Поразмыслив, я пришел к выводу, что звания приносят большой вред людям, которые обладают ими незаслуженно. Доказательство первое: человек, имеющий звание, искренне убежден в том, что он во всех отношениях достойнее других. И он смотрит на них, как рогатый зверь на безрогих животных, удовлетворяется этим внешним превосходством, не развивает в себе внутренние достоинства и задатки похвальных качеств и проживает жизнь бессмысленно, в суетных делах и греховных удовольствиях. Доказательство второе: если в один прекрасный день ему придет в голову мысль о женитьбе и он не найдет девушки, равной ему по положению, он не сможет жениться ни на какой другой. Возможно, он влюбится в красивую рабыню, работающую у него на кухне или в конюшне, но жениться на ней ему запретят отец или родичи, не позволит его звание или его эмир, и ему придется отказаться от красавицы. Так, во всяком случае, постановили все богословы. Доказательство третье: возможно, он женится на девушке, равной ему по положению, но бедной, как и он. Если она родит ему детей, он не сможет нанять им домашнего учителя, а отправить их в куттаб, где они обучались бы вместе с детьми простонародья, постыдится. И вырастут его дети неучами, и дети детей тоже. Доказательство четвертое: звания и титулы обязывают владеющих ими на соответствующие траты и огромные расходы, на чрезмерное расточительство, могущее довести человека до полного разорения, и ему не останется ничего другого, как сунуть голову в петлю. Доказательство пятое: От природы у человека нет никаких титулов и званий, и приобретение их противоречит природе, делая его заносчивым и высокомерным. Существуют и другие доказательства — мы не будем их приводить во избежание длиннот. Ты, читатель, уже уразумел, что упомянутый хавага не имел ни званий, ни титулов. Возможно, он получил бы то или другое, если бы не его природная склонность к литературе. Однако все имеет свои пределы.
10
ВРАЧ
Да исцелит тебя Господь, о хавага, и да пошлет тебе здоровье и радость, равно как и всем другим, на каких бы языках они ни говорили. Ты заставил ал-Фарйака тревожиться и волноваться в ожидании твоего ответа с утра до вечера.
Хавага же говорил: Меня очень огорчает, что я получил письмо от ал-Фарйака, будучи больным и находясь в горячке, и поэтому не смог сразу ему ответить. Я хотел написать ему, несмотря на мое плохое состояние, но врач, посланник ‘Азра’ила{167}, запретил мне двигаться. Но ты обязательно должен выслушать мою историю с этим врачом, будь он проклят!
Дело в том, что однажды я съел целое блюдо бургуля{168} и почувствовал тошноту. Как раз в тот день меня посетил один эмир. А известно, что с эмирами всегда нужно соглашаться, даже если у тебя другое мнение. Он увидел, что мне плохо, и спросил что случилось. Я рассказал. Он воскликнул: «Я сейчас же пришлю к тебе своего врача, очень искусного, он несколько дней назад приехал из Парижа. Если бы не это, я не сделал бы его своим семейным врачом». Я объяснил ему, что обычно легкие недомогания я вылечиваю сам за несколько дней с помощью диеты и покоя. Возможно, и на этот раз все обойдется без врача. Врачи, как мне кажется, никогда не могут точно определить, чем болен пациент, ставят диагноз только когда он уже готов испустить дух и прописывают то одно лекарство, то другое. Эмир сказал: «Чтобы не запустить болезнь, нужно вызвать врача немедленно». Он не переставал меня уговаривать, и я сдался и послал слугу за врачом. При этом я подумал, что у нас радушный хозяин силком заставит гостя есть, но я не слышал, чтобы кого-то насильно заставляли лечиться. Подумав это, я
— Чему ты смеешься? — спросил эмир.
— Так, ничему, — ответил я.
— Ничему не смеются, обязательно должна быть причина.
— Я вспомнил о враче, который пришел к больному и сказал его семье: Дай вам Господь силы пережить утрату. Они ответили: Но он еще не умер. Врач сказал: Умрет, если Богу будет угодно. Я вспомнил это и засмеялся.
— Не бойся, мой врач не таков. К тому же ты не женат, и у тебя нет семьи, которой можно было бы сказать подобные слова.
Слуга не замедлил привести врача, который выглядел более больным, чем я, и худобой напоминал скелет. У него явно не было работы, которая вынуждала бы его выходить из дома. Придя, он сразу же прощупал мой пульс, посмотрел язык, нахмурился и, глядя в землю, пробурчал что-то невнятное. Потом поднял голову и приказал моему слуге принести таз. Я спросил, что он собирается делать и почему не посоветуется со мной, ведь я хозяин своего тела. Он коротко ответил: «Кровопускание или могила». «Побойся Бога, шейх, — сказал я, — это просто бургуль с мясом, блюдо, которое называют кубайба»{169}. «Знаю, знаю, — сказал врач, — вы, сирийцы, его обожаете. Я ел его в вашей стране на поминках раз сто». «Да, да, — подтвердил я, — это кубба, вы ведь тоже добавляете ее в тесто». «В моем тесте, — заявил врач, — куббе нет места»! Я обернулся к эмиру и засмеялся, но мне показалось, что он тоже ничего не понял. Короче говоря, оба они, врач и эмир, продолжали спорить со мной, пока я не сдался и не протянул руку, чтобы мне отворили кровь. Ланцет вошел в руку, как нож в арбуз. Кровь брызнула струей и залила врачу глаза. Он отпустил мою руку и отошел вымыть лицо, а когда спустя мгновение вернулся, я уже лежал в обмороке. Слуга обрызгивал меня померанцевой водой, эмир спокойно созерцал дым, поднимавшийся от его трубки, а доктор стоял рядом с ним. Когда я очнулся, он перевязал мою руку и удалился вместе с эмиром, сказав мне: «Будь осторожен, я скоро вернусь». Я же повторял про себя: Не приведи Господь!
На следующий день врач вернулся с пучком травы под мышкой. Я спросил, что это за трава. Он ответил: для промываний. Я сказал, что с меня довольно и того, что было, но он заявил, что эмир настаивает на промывании, если не для моей пользы, то из уважения к нему. Я подумал: так и быть, из уважения к эмиру соглашусь на одно промывание, хотя он снова нарушает обычай. Обычай требует, чтобы хозяин уговаривал посетителя во имя Господа, его ангелов, пророков, священных книг, Судного дня и Воскресения что-то съесть или выпить. А тут посетитель уговаривает меня сделать промывание. Я вытерпел промывание, а на следующий день врач снова явился с коробочкой в руке. «Что это?» — спросил я. «Это слабительное, которое я готовлю для эмира». Я проглотил слабительное.
На другой день врач вернулся с пустыми руками. Я обрадовался и сказал ему, что совсем обессилел от его слабительного. Он же велел мне принять очень горячую ванну, чтобы пропотеть, сообщив, что испробовал этот метод на людях эмира и нашел его весьма полезным после приема слабительного. Он сам нагрел воды и помог мне забраться в заранее приготовленную ванну. Я влез в горячую воду и сразу же обварился и потерял сознание. Меня вынули еле живого, и слуга с трудом привел меня в чувство душистыми снадобьями.
Назавтра врач опять не принес с собой ничего, и я снова обрадовался, подумав, что лечение его помогло, и я уже здоров. Он спросил, как я себя чувствую. «Как видишь», — ответил я. «Вижу что все еще болен. Требуется кровопускание». Эти его слова обрушились на меня, как каменная глыба, свалившаяся с вершины горы. «Ты хочешь, чтобы повторилось то, что было со мной в первый раз? Когда же все это закончится?» — ужаснулся я. «Когда мое лечение, — сказал он, — полностью избавит тебя от болезни». «Да, — воскликнул я, — но прежде всего я должен избавиться от тебя, а потом я сам позабочусь о своей крови и жизни». Набравшись смелости, я продолжил: «Передай эмиру, что я, слава Богу, холост. Так почему же он пытается отправить меня поскорее на тот свет?» Он сначала не понял, потом сказал: «Я хочу сделать тебе кровопускание, а не причинить тебе зло». «А я не хочу кровопускания и оставь меня в покое».
Он повернулся ко мне спиной и ушел. Но не преминул прислать мне счет за лечение на пятьсот пиастров. Он утверждал, что траву которой он лечит, собирают специально нанятые для этого феллахи в деревнях, хотя точно такая же трава растет на стенах каирских домов. Но этим он не ограничился и пригрозил мне, что если я откажусь оплатить счет, как отказался от второго кровопускания, то он передаст дело в канцелярию его консула. Я оплатил счет до пиастра, а про себя повторял: Да не благословит Господь тот час, когда мы увидели лица иностранцев и их задницы.
Сейчас я, слава Богу, чувствую себя лучше и хочу встретиться с твоим другом. Но перед тем как его пригласить, надо оказать ему уважение. Он велел своему слуге выбрать из своих костюмов самый лучший и отнести его ал-Фарйаку, который к тому времени уже обзавелся шляпой. И написал ему краткое послание, содержащее несколько стихотворных бейтов и приглашение посетить его на следующий день, о чем будет подробно рассказано в следующей главе.
11
ИСПОЛНЕНИЕ ОБЕЩАННОГО