Шаги во тьме
Шрифт:
– Обижаете, начальник, – действительно расстроенно шмыгнул носом Жихарь. – Мальчишку за ним послал. Запомните адрес?
– На Садовой? У Покровской площади?
Жихарь снова кивнул, теперь уже удивленно. Который уже раз за день Владимиру Гавриловичу захотелось помянуть черта. Сдержавшись, он достал из кармана бумажник, выцепил красненькую бумажку, протянул Жихарю.
– Держите. Компенсация за риск и труды.
Сенька заложил руки за спину и ответил уже с неподдельной обидой:
– Не надо, господин Филиппов. Мы ж не за-ради денег. Уважение к вам имеем большое, потому как и вы к нам по-людски. При какой же нужде здесь бумажки? Не надо. Бывайте.
– Таким образом, мотив теперь вполне очевиден, да и вся схема аферы представляется довольно прозрачной:
Трубка отозвалась не сразу:
– И каков, вы говорите, размер выплаты?
Владимир Гаврилович подсмотрел в записи:
– Пятьдесят тысяч, Даниил Васильевич.
– Да уж, – задумчиво протянул градоначальник, – вот вам и цена человеческой жизни. Продолжайте.
Филиппов вздохнул и даже подтвердил вздох движением руки, хотя понятно, что собеседник этой его жестикуляции видеть не мог, – встречал Владимир Гаврилович на своем профессиональном веку цены и пониже. Но продолжил:
– Да, собственно, в дальнейшем все не так уж и весело – событий много, а результата ноль. Сразу из страхового товарищества, прямо из кабинета управляющего, я телефонировал в участок, надеялся застать там ротмистра Кунцевича. Его я застал, а вот на квартире Гилевича мы с Романом Сергеевичем никого не обнаружили – ни брата, ни матери. Да последней, похоже, и вовсе не было. Старший дворник показал, что Константин Гилевич жил один, въехал после убийства в Лештуковом, возможно, что и прибыл в город вместе с братом или сразу за ним. Жилье оплатил до конца октября. В самой квартире женских вещей тоже не обнаружено. Ночевать Константин Серафимович не пришел. Объявили в розыск и этого Гилевича тоже, в квартире посменно дежурят агенты, предупредили страховщиков, но надежды, что он снова объявится с полисом, мало: без свидетельства о смерти выплат ему не видать. А с деньгами, судя по всему, у них туго – накануне Константин Гилевич продал скупщику «похищенные» при убийстве часы. Часы опознала горничная Анастасия Зотова.
– Что думаете предпринимать?
– Попробуем зайти со стороны учебных заведений. Запросы уже разосланы, попытаемся все-таки опознать убитого, потянем за эту ниточку.
Трубка снова помолчала, отзываясь лишь легким потрескиванием, а потом резюмировала:
– Ниточку эту тяните, а я со своей стороны вот чем помогу: прямо по окончании нашего с вами разговора свяжусь с товарищем министра финансов, попрошу, чтобы обязали страховые сообщества без исключения уведомлять обо всех крупных страхованиях жизни. Лично вас. Есть основания полагать, что эта семейка не остановится после неудавшейся попытки, попробует все-таки обогатиться таким варварским способом. Так что нам личность убитого очень бы помогла – страховать-то теперь братья станут его персону. Хорошего вам дня. Честь имею.
Владимир Гаврилович положил трубку на аппарат, откинулся в кресле, хрустнул пальцами. Конечно, Даниил Васильевич был прав. Сам же надедуктировал про бедственное финансовое положение братьев. Так что те вполне могли решиться и на повторную аферу. А значит, сыскной полиции необходимо оказаться расторопнее злодеев. Дело установления личности убитого в Лештуковом переулке после замечания генерала Драчевского из обычного эпизода расследования превращалось в наиважнейшую из задач, в ключевой момент. Ведь не настолько же глуп «покойный» Гилевич, чтобы попробовать еще раз застраховать себя под настоящим именем? Нет, этот субчик совершенно не глуп, совсем напротив – хитер, умен и безжалостен! Возможно, само преступное предприятие изначально задумывалось как многоразовое: нашел себе двойника, некоего господина N, убил, завладел документами и следующего двойника ищет уже не инженер Гилевич, а тот самый господин N. И кто знает, каковы аппетиты у этого злого гения, какой
16
Расследованием преступлений серийного убийцы Вадима Кровяника (Николая Радкевича) господин Филиппов с помощниками занимался в романе «Улыбки уличных Джоконд».
А между тем торопить Аркадия Францевича Кошко нужды не было – тот сам горел жгучим желанием поскорее расквитаться с этим делом. Но увы, как известно, быстро только сказка сказывается. Первые ответы из московских учебных заведений начали поступать лишь через неделю после разосланных запросов. И каждый день этой невероятно долгой недели начинался у Аркадия Францевича одинаково – сперва звонок из Петербурга от бывшего патрона, заканчивающийся сочувственным «ну что ж, подождем, голубчик», а после громкое сетование на недостаточную скорость технического прогресса. Начальник московского сыска выходил в центр общего кабинета и под внимательно-уважительное молчание подчиненных пускался в футуристические мечтания о чудесной машине наподобие телеграфа, в которую в недалеком будущем любая машинистка сыскного отделения могла бы поместить набранный на печатной машинке запрос, и это чудо техники по своим телеграфным (или какие там будут лет через двадцать) проводам связалось бы со своими железными братьями, установленными во всех государственных и коммерческих учреждениях, – и извольте получить и расписаться, вот вам полнейший список лиц, которых вы желали разыскать, адреса, фотографические портреты, краткая биография и даже описание пристрастий. Заканчивались все эти рассуждения неизменной фразой: «А нас с вами, милостивые господа, тогда за ненадобностью отправят в Ялту, тележки с мороженым от вороватых котов охранять».
Но спустя ровно семь дней откликнулся Московский университет. После потянулись и остальные. Всего по итогу набралось двадцать восемь имен. По каждому адресу был направлен агент, не принимая даже во внимание то, что в списке не оказалось ни одного Александра Алексеевича. Господин Кошко ни разу не встречал домовладелиц с плохой памятью на имена или лица, но как знать, может, мадам Песецкая должна была стать в этом перечне первой? Однако увы – все поименованные оказались по своим адресам. Даже будущий медик Сергеев в Твери и недоучившийся юрист Сологубов в Лебедяни, в чем неугомонный Аркадий Францевич убедился лично.
Выслушав финальный доклад, Владимир Гаврилович выругался, извинился, еще раз чертыхнулся, объяснил, что бранит он себя, а не московского коллегу, поблагодарил за хлопоты и попрощался. А после крутанул ручку на городском аппарате и попросил соединить его с канцелярией генерал-губернатора.
– Моя оплошность, Даниил Васильевич, – резюмируя, подвел итог своей речи Филиппов. – Сам не понимаю, почему решил, что студент должен быть непременно московским.
– Что ж, как вы любите говорить, голубчик, оплошность не самая великая. От страховщиков есть новости?
– Есть, и прелюбопытные. Во-первых, наш господин Гилевич до своей мнимой кончины успел застраховать свою драгоценную жизнь не только в «России», но еще и в «Первом страховом обществе» прямо через улицу от петербургского отделения, в обществе «Нью-Йорк», а еще в «Северном страховом обществе» в Москве. Так что общий куш, который хотели сорвать братья Гилевичи, вырос до двухсот пятидесяти тысяч. Но ни в одну из контор никто с требованиями не являлся. Среди вновь застраховавшихся за это время наш с вами знакомый тоже не всплыл. То ли мы переоценили размер его денежных затруднений, то ли же пока идет подготовка к новому преступлению. Так что время у нас еще есть. Продолжаем действовать, Даниил Васильевич. Ищем студента. Просматриваем объявления в газетах. Работаем.