Шахматист
Шрифт:
— Кто такой Ветвицкий?
— Ты готова во мне разочароваться? — спросил я, вновь начиная плакать.
— Я не разочаруюсь, — уверенно ответила девушка.
Я помедлил, глядя на пустые коридоры больницы. Но всё же решил, что Ксюше можно рассказать о том деле Х, которое гложет меня уже давно.
— Это случилось 13 апреля семнадцать лет назад, — начал я. — Мы нашли труп девочки в шахматном клубе. Туда ходило много детей, помимо этой девочки. Она была изнасилована и изуродована, лежала в кабинете под партой, когда её нашла уборщица. Я не привык к такому. Невозможно привыкнуть к смерти детей. Ей было всего восемь. Весь город начал бить
Когда я сказал это, то словно вновь очутился в том шахматном клубе.
— Что? — спросила Ксюша.
— Я просто написал, что кровь совпадает. Была ночь, и я не спал двое суток, — рыдал я. — Поторопился и ненавижу себя за это. Того мужчину задержали. Через два дня мои улики перепроверили и обнаружили, что кровь — первой группы и не принадлежит заключённому. Обвинения с него сняли, но было поздно…
Я закрыл лицо руками.
— В каком смысле? — спросила Ксюша.
— Он не выдержал позора и повесился в СИЗО. Я убил его. Я!
Ксюша словно перестала дышать.
— Все мы ошибаемся. Это не только твоя ошибка. Лера неправильно определила группу крови. Ты поспешил. Люди ошибаются. Это нормально. Ужасно здесь только то, что пострадал невиновный. Но такова цена ошибки. Ты признал её, а значит, ты не монстр. Хуже рабства только угрызения совести, — сказала Ксюша, обняв меня.
— Меня тогда обвинили в фальсификации, и Сергеич с Ординым доказали обратное. Они сказали, что ошибка тут исключительно экспертизы, и все обвинения с нас были сняты. Лере, конечно, выписали штраф, но ничего глобального не произошло. А меня на время отстранили от должности. Но знаешь, какая фамилия была у невиновного? Костенко. Шахматист — его сын. Ему было тогда десять лет.
— Это не повод убивать других, — возмутилась девушка.
Вдруг из операционной вышел хирург. Мужчина подошёл ко мне и произнёс:
— Жить будет.
Я заулыбался. Не было новости в моей жизни лучше этой.
— Спасибо, спасибо вам, доктор! Я вас отблагодарю! Клянусь, — суетливо говорил я.
— Не стоит. Это моя работа. Повозились мы с ним, конечно, знатно. Разрыв селезёнки, повреждение двенадцатиперстной кишки и практически полный разрыв почки. Ему очень повезло, — пояснил врач.
— Да, с доктором точно! — я в миллионный раз пожал врачу руку.
Ксюша обняла меня и с сердца свалился груз. Но осталось финишная прямая в деле Шахматиста. Как хорошо, что я записал признание Ветвицкого из разговора. Теперь у нас были на него не только косвенные улики. Настоящая победа только та, когда сами враги признают себя побеждёнными. Это на время стало моей целью. И наша задача сделать всё, чтобы она осуществилась.
Глава 16. Спутники поспешности — ошибка и раскаяние
С момента задержания Ветвицкого прошло пару дней. Макс пришёл в себя, и мы с Ксюшей несколько раз навестили его за это время. Он уже даже шутил. Когда мы в очередной раз пришли поговорить с ним, в больнице стояла
— Секундочку, мы закончим.
Я кивнул и уселся на скамейку в коридоре рядом со входом. Спустя пару минут девушка пригласила нас к больному. Тот, довольный, встретил нас улыбкой. Друг мой выглядел всё ещё помято, но в разы лучше, чем сразу после операции. Лицо Макса уже было не таким бледным, а синяки под глазами и вовсе ушли.
— Привет, Мишаня, — улыбнулся он, слегка приобняв меня.
— Привет, как себя чувствуешь? — спросил я.
— Гораздо лучше, скоро уже снимут швы. Так что, я думаю, смогу поприсутствовать на суде Ветвицкого.
— Ну, без тебя он не пройдет. В конце концов, ты же пострадавший. Но это замечательно, что уже скоро мы сможем с тобой прогуляться, — подбодрил друга я.
— Верно. Ксюшка, как там дела обстоят в участке? — обратился Макс к девушке.
— Неплохо. Я тебе тут принесла супец и фруктиков. Врач сказал, что тебе можно бананы. И гляди, что у меня есть, — похвалилась та.
— Ура! Не только безвкусная каша! Я готов принимать пищу, товарищ врач! — шутил Макс.
Я был рад видеть его довольным. Я словно забыл обо всём. Меня волновал только мой братец. Ну и то, что Ксюша не осудила меня и не разочаровалась. Всё это время без Макса мне было ужасно тоскливо, и я часто вспоминал Сергеича. Конечно, я винил себя за то, что он погиб, но вскоре принял решение простить себя. Думаю, мой психолог был бы этому только рад. Мне думалось и о Лере. Но всё же я осознал, что сделал всё возможное. Ксюша была рядом, и это знатно меня поменяло. Я стал умнее и научился отпускать плохое. Конечно, я грустил, вспоминая друзей, но всё же приятные воспоминания пересиливали тоску.
Покончив с едой, Макс спросил:
— Миш, а у тебя разве не допрос сегодня?
— Да, я поеду. Вы пока поболтайте. Я заеду вечерком, — пообещал я и вышел из палаты.
Доехав до нашего участока, я сказал вслух:
— И вот настал момент истины. Допрос нашего Шахматиста.
Это был вторник, 7 апреля, если вдаваться в подробности. В допросной меня уже ждал Ветвицкий. на его лице красовался синяк, оставленный мной же…
— Ну привет, — произнёс я, садясь на стул напротив.
— Привет, неудачник, — засмеялся Ветвицкий.
— Кто ещё из нас неудачник? — парировал я.
Он вгляделся в моё лицо и скорчил злую морду. Он понял, что облажался.
— Макс жив… — выдавил он. — Ну что ж… прекрасная работа, Михаил.
— Проиграл свою шахматную партию, парень. А знаешь, почему? Я всё это время играл белыми.
Он сжал кулак.
— Ты всё равно меня не посадишь. У вас только косвенные улики. Я адвокат, кто лучше меня знает о судебной системе? — измывался он.
Мне захотелось его треснуть, но всё же я сдержался. Он и без того был жалок и глуп.
— Правда? Думаешь, ты силён? Ммм… Как же ты ошибаешься… Знаешь такую пословицу: «Спутники поспешности — ошибка и раскаяние»? Так вот… ты поспешил, — произнёс, я нажав на кнопку.
На всю допросную зазвучала запись его разговора с Максом.
— Пф! Этого мало, — отпирался он.
Вёл он себя нагло и явно хотел меня спровоцировать.
— Хорошо. А вот это? Косвенное? — выкладывал я на стол листы с результататми экспертиз.