Шапка Мономаха. Часть II
Шрифт:
Крымские татары всегда были бременем для Высокой Порты. Известно, что за народ – за трубкой табаку готовы пять часов карабкаться в горы. Лишиться нашего золота? Они скорее умрут. Мне сообщили верные люди о том, что мирный трактат их не остановит. Девлет-Гирей снюхался с нашим адмиралом из Трабзона и готовится к решительной битве. Везде звучат его слова: «Какая нужда любезничать с врагом веры? Мусульмане всегда побеждали его. Мои люди в Крыму готовы и ждут сигнала. Выступят, как только флот появится у берегов Крыма. Дайте нам средства, чтобы совершить подвиг».
Оззакан! Девлет-Гирей вот-вот будет в Крыму. Сразу отнимет
О чем прошу тебя – предел моих желаний и то, за что Аллах Всевышний вознаградит тебя в этой жизни и в будущей. И мир».
Вроде, текст получился хоть и непростой, но убедительный. Я заметил, что Суворов прочитал его дважды. Внимательно изучил “подлинник”.
Наконец, он поднял на меня глаза.
— Если это правда, то все очень серьезно. Я даже могу допустить, что этот самый Оззакан умышленно все так устроил, чтобы вы выкрали документ.
— Что касается письма – это правда, Александр Васильевич. Детали кражи мне неизвестны, – соврал, я не моргнув и глазом.
Хотя – почему соврал? Пусть письмо и фальшивка, но содержащиеся в нем сведения – чистой воды истина. Крымчаки совместно с военной партией при дворе султана замыслили нападение на русский отряд в Крыму вопреки мирному трактату. Остановить их невозможно, но подготовить “теплый” прием 2-й армии вполне по силам. Если вовремя предупредить. Приятным бонусом лично для меня станет раздробление сил войск Долгорукого.
— Что от меня требуется? – по-военному четко задал вопрос генерал, мгновенно подобравшись.
— Сами понимаете: если я пошлю предупреждение в крымский корпус о готовящемся восстании крымчаков и угрозе турецкого десанта, от него отмахнутся, не читая. Если предупредите вы, и не только Долгорукого, но и других генералов, можем многие русские жизни спасти. И сохранить главное достижение долгой кровавой войны – прекращение набегов крымчаков на наши пределы.
Суворов задумался.
— С генерал-поручиком Прозоровским у меня несколько натянутые отношения. Пожалуй, напишу-ка я два письма: одно ему, другое – гетману Разумовскому. Кто вовремя предупрежден, тот вооружен!
— Лучше три или четыре. С запасом. Подумайте, кого еще можно упредить.
Генерал написал три письма. Я почти сразу отправил их разными эстафетами на юг.
***
Спустя месяц, после взятия Крыловым и Савельевым Смоленска, история с Крымом напомнила сама о себе. Аккурат, когда для награждения и чествования в Москву приехали бригадир и полковник, я собрал коллегию министерства обороны. Попали военачальники не с корабля на бал, а со штурма на военный совет. С юга поступили тревожные новости. Пришлось всем главным по армии собраться вместе, чтобы что-то решить.
Встречу проводили в Воспитательном доме, центральный корпус которого уже прозвали Правительственным дворцом. Наше квази Министерство обороны, Государственная военная коллегия, заняла четвертый этаж. Как шутил Перфильев, сидевший на втором, “пущай ноги экзерцируют – воякам оно полезно!” А мне-то за что такие муки? Я по лестницам и дома, в Теремном дворце, набегался. Как только разгребу дела – закажу механический лифт. Пусть ослик ходит по кругу и таскает.
Из
— Итак, господа офицеры, ногайская орда в набег пошла за рабами. И с ними за компанию, как заведено, приличный отряд черкесов. Воспользовались, нехристи, что Днепровская линия сейчас почти не охраняется. Ибо много дончаков ко мне ушло, и Долгорукий снял большинство полков для похода на Москву, – я обратился к Овчинникову: — Где уже ногаев заметили?
— Из Балашова и Борисоглебска были гонцы. Но за то время ногаи могли уже до Пензы и Тамбова дойти.
— Я поверить не могу ушам своим! – воскликнул Новиков. – Ужель в надменности своей и жестокосердечии Екатерина призвала на русские земли людоловов окаянных? Да как она может прозываться матерью Отечества?! Несмысленная, готова обрушить мучительство на тех, кто в беззащитном пребывает состоянии…
И без того душная, жаркая, несмотря на открытые окна, атмосфера зала для заседаний еще больше наэлектризовалась. Генералы и полковники, заряженные плохими новостями и экспрессивным “высоким штилем” главного моего журналиста, зашумел. Никто не желал своим близким очутиться на невольничьих базарах Царьграда или кумыцкого аула Эндирей – главного торга людьми в восточной части Северного Кавказа. Посыпались проклятья на голову “немки”. Я выждал и постучал по столу кулаком.
— Довольно! Хватит орать.
Народ утих.
— В полках о набеге знают? – спросил я Овчинникова.
— Знают, государь. В смятении ныне пребывают. Требуют идти на отражение ногаев. Насилу удержал на местах. Сказал, что ты, Государь, свое слово скажешь сегодня. Ждут его.
— Мы эдак без конницы останемся, ежели все уйдут, – проворчал Подуров. – У меня и так беда с войсками. Сколь много сил приходится отъять в тех губерниях, где начался захват господских земель. Ведь до чего дошло! Село на село!
Да, черный передел – это непросто. Сперва на барина, потом на соседей, а следом и бедные на богатых пойдут. Как же мучительно не хватает времени, чтобы все успеть, а тут еще и новая напасть!
— А сколько у нас донских всего? Без яицких и запорожских? – уточнил Перфильев.
— Два полных полка. Астраханский Никиты Румяного, там тысяча двести сабель. И Царицынский, Федора Дербетова, там тысяча, но вперемешку с киргизами. В иных полках донских еще тысяча наберется. От Румянцева к тебе, государь, шесть тысяч перешло. Но и прочие тоже рвутся ногаев резать. Ведь и у Яицких много родни с Дона. И мишари с касимовскими татарами под ударом.
Я побарабанил пальцами по столу.
— Сделаем так. Астраханский и Царицинский пополнить донцами и мишарями из иных полков. Подошедших от Румянцева также присоединить к этому отряду. Обязательно выделить им легкую артиллерию: картечь против всадников – самое то! Общее командование всеми донцами поручить Дербетеву. Его уважают, и опыта у него достаточно, а Никита молод еще.