Шапка Мономаха. Часть II
Шрифт:
Сегодня мы не можем совершить ошибки. Три четверти века, как Русь без главного пастыря. Посему мое решение таково: кандидата, местоблюстителя или патриарха вы выберете сами. Без моего участия. Как решите, так и будет. И вашего собрания достаточно, чтобы выдать законное решение!
— Столь узким кругом мы не можем избрать патриарха, – тихо сказал Платон, но его все услышали и поддержали кивками головы и ударами посохов об пол.
— Тогда выбирайте кандидата или местоблюстителя. Последнего я утвержу своей волей, когда венчаюсь на царство. Ежели хотите широкого
Тихие перешептывания. Согласия, ожидаемо, нет и не будет. Вот пусть и ищут консенсус.
— А ежели мы не договоримся к тому времени, когда вернешься из Лавры? — спросил архиепископ Платон.
Тревоги его были понятны. Из 12 иерархов, приехавших на архиерейский собор – только пятеро безусловно поддерживали Платона. Еще четверо – Вениамина. И как они смогут прийти к общему знаменателю – большой вопрос. Столкновение интересов, кланов, даже финансовых претензий, не говоря уже о мелких и крупных личных обидках. В большинстве своем люди пожилые, многое в жизни и повидавшие, и претерпевшие.
Изоляция архиереев мне в помощь. В Риме не дураки сидели, когда придумывали, как избрать Папу. Да и цари практиковали подобную процедуру. Я не первооткрыватель.
— Если не договоритесь... – я задумался. –- Епископ Архангелогородский приедет через неделю. Вот он и отслужит на венчании на царство, а потом сюда, к вам, в башню.
Я поднялся с кресла и направился к выходу. Уже в дверях я обернулся и сказал:
— Россия ждет от вас большой мудрости и прозорливости. Не время сейчас лелеять прежние обиды. Мир меняется.
***
От Сухаревой башни до Красного Китайского Монетного Двора путь неблизкий – но мне, прямо скажем, по дороге. Нужное мне здание у двойных Воскресенский ворот Китайгородской стены фактически выходило на Красную площадь. Парадный его корпус, с глухими стенами первого этажа и нарядными, в стиле “московского барокко”, окнами второго, украшала монументальная проездная арка под палатами. Через нее мы с конвоем попали в просторный квадратный двор, беспрепятственно миновав сильную охрану.
Въехали гоголем, на распаленных быстрой скачкой конях. Я соскочил с Победителя, скинул на руки подбежавшему казачку темно-синюю епанчу, которой укрывался в целях безопасности – мой черный мундир изрядно примелькался на московских улицах. Надоел он мне хуже горькой редьки. То ли дело мой красный кафтан, победоносный, счастливый.
Решено: на войну отправлюсь, костюмчик сменю!
— Счастлив поприветствовать Ваше Императорское Величество в стенах вверенного моему попечению правительственного учреждения, Китайского Монетного Двора! Разрешите представиться – местный минцмейстер, Степан Афанасьев!
Бодрый старичок в летнем форменном сюртуке и брюках из ластика согнулся в поклоне (1). Его костистое лицо с впалыми щеками подпирал накрахмаленный воротник с черным бантиком.
Я не стал переспрашивать,
С удовольствием огляделся.
Внутри двухэтажный Монетный двор совсем не напоминал крепость, как снаружи. Окна с резными белокаменными наличниками были как на нижнем, так и на верхнем ярусе. Краснокирпичные стены – все в нарядной отделке из колонок в простенках, в цветных изразцовых фризах и орнаментальных рельефах. Красотища! И этот Баженов будет мне задвигать, будто оригинальный московский стиль конца прошлого века – это возвращение ко временам Василия Темного?!
— Ну, хвались, минцмейстер. Что тут у тебя, как все разместилось?
— На нижнем ярусе, Ваше Величество, устроены у нас Плавильная, Кузнечная, Плащильная и Пожигальная палаты, каждая из которых имеет отдельный вход с улицы. На верхнем – Казначейная, Кладовая, Работная и Пробирная. В подвалах разные службы, кладовые, а также долговая яма.
Меня пробрал озноб при этих словах. Ну, конечно! Вот куда я попал! Последнее пристанище на земле реального Пугачева! Камера, в которой он сидел в ожидании казни, доставленный сюда в железной клетке. Туда я точно не ходок! Мне вообще здесь уже не уютно, не радостно. Пожалуй, сокращу-ка я свое пребывание в этих стенах до минимума.
Минцмейстер реакции моей не понял. Но догадался, что при словах о “долговой яме” в моих глазах мелькнуло что-то нехорошее. Заторопился с объяснениями.
— Не мы людей в тюрьму коммерческую определяем, а те, кому сидельцы задолжали. Они, вроде, должны им кормить. Но бывают и нерадивые или жадные. Тогда на себя берем заботу…
— Не по душу должников я приехал. Об этом как-нибудь позже. Тебе золото самородное привезли? То, что с Урала?
— Как есть привезли, Государь! Уже переплавляем. Желаете посмотреть?
Я кивнул.
– Тогда прошу в Пожигатеьную палату.
Большой группой мы прошли вслед за Афанасьевым в жаркий цех, где на наших глазах двое рабочих начинали выливать из тигеля в изложницу светло-оранжевую жидкую массу.
— Осторожно, Государь! Первые капли шлака могут стрельнуть вверх, как из пушки! – все попятились, прижимаясь к стенам, вдоль которых стояли открытые лари с разными реактивами в сухом виде.
– Очищаем золото от “грязи”, – произнес минцмейстер. – И превращаем в слитки. Процесс, что мы наблюдаем, называется французским словом “аффинаж”.
— И как? – заинтересованно спросил я. – Много грязи?
— По-разному. Иногда буры хватает, чтоб очистить. Иногда толченое стекло приходится в шихту добавлять. Хуже, когда свинец присутствует. Тут без крепкой водки не обойтись.
Я догадался, что речь идет не о водке как таковой, а о кислоте.
— Ты про царскую водку сейчас сказал?
— Что вы, Ваше Величество! Как можно?! Царская водка потому так и называется, что золото растворяет. Я про селитряный воздух.
Ничего не поняв, я перевел разговор на другую тему.