Шекспир, рассказанный детям
Шрифт:
— Да,— сказала Урсула,— такая разборчивость куда как не хороша.
— Конечно так,— отвечала Геро,— да и кто возьмется высказать ей это? Заговори-ка с ней об этом; да она за это со света сживет своими насмешками.
— Но в этом случае, добрая Геро, мне кажется, вы не совсем справедливы,— сказала Урсула.— Трудно представить, чтобы она отказала такому редко-
J
ОзГу
му молодому человеку, как Бенедикт; ведь это с ее стороны было бы крайне нерассудительно.
— Да,— отвечала Геро,— я вполне согласна с тобой. Бенедикт может считаться
Высказав, что было нужно, Геро мигнула Урсуле, и предмет разговора изменился.
— Когда будет ваша свадьба? — спросила Урсула.
— Завтра,— ответила Геро, и затем, вспомнив о брачных нарядах, она пригласила Урсулу посмотреть их и посоветовать, что именно надеть в день свадьбы.
Беатриса меду тем внимательно слушала их разговор, и, лишь только они ушли из сада, все чувства, скопившиеся в голове, вырвались наружу. «Как огонь поразили меня эти речи!.. Неужели это правда?.. Прощай мое самолюбие и моя девическая гордость, прощай!.. Люби меня, Бенедикт, я помогу тебе укротить мое дикое сердце».
Не забавно ли было видеть, как старые враги сделались вдруг искреннейшими друзьями. Еще забавнее было посмотреть их первую встречу после того, как веселый принц ввел их так ловко в этот взаимный обман.
Но возвратимся к милой Геро, в счастье которой произошла печальная перемена. День ее венчания с Клавдио принес ей и ее доброму отцу вместо радости одно горе.
У принца был сводный брат, прибывший вместе с ним в Мессину по окончании войны. Этот брат (его звали Дон Жуан) был человек характера самого раздражительного и злобного. Его ум, кажется, всегда был занят выдумыванием разных
СёЕ)
V
\
подлостей. Он ненавидел принца, ненавидел и Клавдио, потому что знал, что принц очень любил его. Поэтому, единственно из злобного желания сделать неприятность принцу и Клавдио, он решился расстроить свадьбу Клавдио с Геро в полной уверенности огорчить этим принца не меньше самого жениха.
Для исполнения этого злого умысла он нашел подобного себе негодяя по имени Барачио, который и предложил ему, конечно не даром, свои услуги. Этот Барачио ухаживал за Маргаритой, прислужницей Геро. Дон Жуан воспользовался этим обстоятельством для выполнения своего коварного замысла. Он убедил Барачио поговорить с Маргаритой ночью у окошка спальни Геро; а для того чтобы вернее обмануть Клавдио (что и было его целью), приказал Барачио заставить Маргариту надеть на это время костюм Геро. Устроив все, что нужно было для успешного исполнения его плана, Дон Жуан обратился к принцу и Клавдио и оклеветал перед ними Геро, сказав про j нее, что она бесчестная девушка, что она назначает свидание мужчинам и в полночь разговаривает с ними из своей спальни. Это было вечером накануне свадьбы. Дон Жуан предложил принцу и Клавдио привести их ночью под окошки Геро, | чтобы они сами могли убедиться в справедливости его слов. Предложение его было принято, и Клавдио поклялся объявить на другое же утро всему народу о бесчестии Геро, если слова Дон Жуана окажутся справедливыми. Принц тоже обещал не щадить неверную!
Ночью Дон Жуан привел их к окнам спальни Геро. Тут они действительно увидели Барачио и Маргариту, разговаривавших друг с другом. И так
как Маргарита была в одежде Геро, то принц и Клавдио благодаря темноте совершенно поддались обману. Ничто не могло сравниться с яростью Клавдио, когда он убедился, что его невеста перед самой свадьбой назначает свидание постороннему мужчине. Прежняя чистая любовь его превратилась в одну ночь в страшную ненависть, и он решился
На следующий день, когда все собрались, чтобы отпраздновать свадьбу, и когда аббат хотел приступить уже к венчанию, Клавдио в самых резких выражениях стал обвинять Геро в измене.
— Не болен ли мой Клавдио? — кротко спросила Геро, удивленная его странными речами.
— Скажите, объясните, принц, что это значит? — спросил Леонато, удивленный не менее дочери.
— Что мне сказать,— отвечал принц.— Я обесчещен; я хотел женить своего друга на недостойной женщине!.. Клянусь вам честью, Леонато, я, мой брат и этот несчастный оскорбленный Клавдио видели прошлую ночь, как Геро из окна своей спальни разговаривала с каким-то мужчиной.
— Ну, тут свадьбе не бывать! — проговорил Бенедикт.
— Боже мой! — вскрикнула Геро, когда поняла, в чем ее обвиняют, и, пораженная этой жестокой клеветой, она без чувств, почти мертвая, упала на том самом месте, на котором готовилась выслушать радостный обряд.
Между тем принц и Клавдио так ожесточены были гневом, что вышли из церкви, не посмотрев
. ч
на несчастную Геро и не обратив внимания на отчаяние Леонато.
Бенедикт и Беатриса остались около Геро, всячески стараясь привести ее в чувство.
— Что с ней? — спросил Бенедикт.
— Я думаю, она умерла,— отвечала Беатриса, обливаясь слезами.
Нежно любя свою кузину и зная ее честные правила, она не верила ничему, в чем обвиняли Геро. Не то было с ее старым отцом. Он также обливался слезами, но горе его было несравненно сильнее,— он поверил бесчестью своей дочери! Жалко было смотреть на него. Оплакивая лежавшую у ног его Геро, он желал, чтобы она не возвращалась более к жизни.
Между тем старый аббат-монах, посторонний свидетель этой сцены, был человек умный и большой знаток людей. Внимательно наблюдая за девушкой в ту минуту, когда она услыхала страшное обвинение, он заметил, как краска бросилась в ее лицо и как потом эта краска сменилась мертвенной бледностью; в ее глазах он подметил огонь, опровергавший обвинение принца. Видя все это, монах обратился к печальному отцу с такими словами:
— Назовите меня безумным, считайте ни во что мои лета, мою опытность, мое священство, если эта прекрасная девушка не окажется впоследствии жертвой какого-нибудь печального недоразумения. Кто разговаривал с вами прошедшей ночью, как говорят ваши обвинители? — спросил он Геро, когда она оправилась от обморока.
— Те, кто обвиняют меня, должны знать его,— отвечала несчастная Геро. Затем, обратившись к отцу, она сказала:— Отец, если кто докажет, что я
имела свидание с мужчиной или даже сказала хотя одно слово мужчине вчера ночью, то отступись от меня, прокляни, убей меня.
— Я не сомневаюсь,— продолжал монах,— что принц и Клавдио обмануты и что это недоразумение. Чтобы разрешить его, советую вам,— сказал он Леонато,— воспользоваться обмороком вашей дочери и объявить ее умершей. Исполните все похоронные обряды: носите траур, поставьте памятник над ее мнимой могилой и прочее.
— Но зачем же все это? — спросил его Леонато.
— Затем, что молва о смерти вашей дочери прекратит все толки об ее преступлении и возбудит к ней горячее сострадание со стороны всех,— а это уже много значит. Но я не того хочу от этой выдумки. Цель у меня такая: когда Клавдио услышит, что Геро умерла от его грубых обвинений, мысль о ней так овладеет его воображением, что он будет горько оплакивать ее и скоро раскается в своем обвинении, даже если по-прежнему будет убежден в ее виновности.