Шелковый дар
Шрифт:
Очень осторожно, поняв, что он уже в своей тюрьме и никуда не уйдет до утра, хоть руки сломает об дверь, сел обратно, глубоко дыша. Попытался мысленно осмотреть себя сам, но под черепом трещало так, что каждый удар пульса отзывался во всем теле, заставляя сжиматься. И тошнило. А еще вернулась память, полностью.
Все те прорехи, которые он никак не мог заполнить и сложить цельную картину, вдруг исчезли, и Карин с ужасом уставился на догоравшие поленья в печи, едва осознал это.
Его не готовили к семье и продолжению рода, его путь был другим — целительство
«Ну и что же мне теперь делать??»
До самого утра сидел, обхватив голову руками, и думал. Несмотря на жуткую боль в затылке, на подползающий к горлу желудок то ли от голода, то ли от чужого кулака, на то, что хотелось выть волком, он думал о том, как ему поступить. Мысль, которая никогда не приходила ему в голову, пока жил с отцом. Никто его не запирал, никто не запрещал дружить с девушками. Но в то время он четко понимал свой путь и возражений не было, все устраивало: приносить пользу, нести исцеление, утешать несчастных — он был убежден, что это и есть счастье. А еще мог бы обойти весь свет, как и хотел.
Но стоило чужим взглядам и установкам исчезнуть из памяти, как начали формироваться собственные желания, совсем отличные от тех, что внушал отец. Сердце захотело биться рядом только с одной девушкой, и все мысли были только о ней. И весь свет стал не нужен, хватило бы одной избы, где они смогли бы жить вместе.
Как только появилась утренняя старуха, Карин вскочил на ноги.
— Отведи меня к хозяйке.
— Не положено, — ровно ответила старуха. — Положено есть и работать.
За целый день с Тайей может произойти что угодно. Карин отодвинул женщину с дороги и сам направился к дому. Перед ним возникли охранники.
— С дороги! — с угрозой сказал Карин, начиная развязывать пояс на своей длинной тунике, снять ее, чтобы не мешалась в драке. — Я все равно туда войду! Сейчас или часом позже, когда вы будете валяться на земле…
Дверь в дом открылась и слуга окликнул лекаря, приглашая зайти в дом. Только после этого охранники отступили, убрали руки за спины и замерли. Карин, не раздумывая, взбежал по лестнице к двери.
— Ты обещала! — крикнул он в полумрак. — Ты обещала же! Так почему…
— Не кричи, — голос прозвучал у самого плеча и Карин вздрогнул от неожиданности. — Она уйдет в лес, как я и сказала. Откуда уйдет — об этом уговора не было, не так ли?
Сулена обошла лекаря и встала перед ним — в летящем темно-зеленом платье, с распущенными волосами, обнимающими ее словно облако, была похожа на лесную фантазию. Но ее красота душила, стоять рядом было невыносимо, до рези в глазах.
Ведьма резко шагнула вперед и всмотрелась в лицо отшатнувшегося лекаря.
— Что у тебя с глазом?
— Ничего, — Карин потер левый глаз и поднял голову, щурясь от огонька свечи за ее спиной. — Волот здесь. Он — один из твоих зверей, оборотень? Он привел сюда Тайю?
— Ах, Волот… — протянула Сулена, разглядывая мерцающий в полумраке левый зрачок лекаря. Светился как у кота, и только один. Правый глаз не изменился. — Он бывает непослушным, не так ли? Все цепляет
— Дура, что ли? — выкрикнул Карин. — Где Тайя?
Миг — и он застыл, не в силах пошевелиться. Тяжело дыша, только смотрел, как ведьма приближается, тянет его за волосы вниз, чтобы прошептать в лицо:
— Я ведь могу и язык отрезать, для врачевания он тебе не нужен. Полгода ходил немым, походишь и дальше. Поразмышляй над этим, прежде чем открывать свой рот. — Мгновение смотрела в сузившиеся темные глаза, один из которых пульсировал светом, потом ее тон изменился, стал сладким как мед: — Поделись со мной, Карин, тем, чем делился с мавкой… Дай попробовать вкус твоей жизни…
И прижалась к неподвижным губам, целуя, пока мужчина пытался сообразить, просьба это или приказ. Держа глаза открытыми, заметил, как недовольно сдвинулись брови Сулены, не получившей никакого отклика. Приказ, понял он, и попытался направить добрые пожелания, но ничего не выходило. Он испытывал лишь отвращение к тому, что она делала, и больше ничего. Ни жалости, ни сочувствия, ни крохи симпатии; не было эмоций, из которых можно было слепить подобие живительного тепла.
В тишине раздался звонкий звук пощечины, Сулена отошла, потирая ладонь. Лекарь остался стоять, не получив разрешения двигаться. Хотел бы оттереть губы, но не мог.
— Как ты это делаешь? — в ее голосе прозвучало раздражение. И едва заметная тень обиды. — Тем тварям из клеток стало лучше после твоей заботы, они вернули свой прежний вид так быстро, что я, признаюсь, поражена. Гладишь их? Целуешь? Кровь свою даешь пить или вместо мазей используешь? Что??
Она, наверное, и выпотрошить его готова. Карин представил себя на камне и Сулену с ножом над ним, и ему стало дурно: не так хотел бы закончить свою жизнь. Потом представил себя на коленях, вымаливающего сохранить ему эту самую жизнь и невольно зажмурился, прося богов избавить от такого унижения и послать сил удержаться и не молить. Хотя бы за себя.
— Стоять будешь до тех пор, пока не решишь, что я все же тебе нравлюсь, — прошипела ведьма и неторопливо пошла к лестнице на второй этаж. — И советую разобраться с этим побыстрее. А я пока поболтаю с сероглазым, может, у него память проснулась после лечения и он что подскажет, как с тобой сладить…
Это была прямая угроза. Карин распахнул глаза, уже готовый умолять. Мучительно напрягаясь, смог вытолкнуть из себя одно слово:
— Нет!
Сулена остановилась, коснувшись перил, склонила голову набок.
— Хочешь мне что-то сказать? Ну говори, — разрешила она.
Если закрыть глаза и представить на ее месте кого угодно, может ли у него получиться?
— Дай руку.
Сулена еще сильнее склонила голову, потом повернулась.
— За зверя меня держишь из клетки? — натянуто спросила она. — Только лишь руку?
Карин сжал челюсти.
— Выражайся яснее — что тебе нужно? Моя сила или тебя просто поцеловать хватит?
Сулена вернулась в зал и усмешка, кривившая ее рот, была совсем недоброй.