Шелковый дар

Лемад Ника

— Кто их разберет, этих городских, что у них принято, а что нет? — купец тоже хотел бы жить отдельно от такого ребенка. — Мне более интересно, почему об этой дочке никто ничего не хочет говорить? Стоит только упомянуть ее имя, так у всех куча дел появляется и разбегаются как жуки…

— Какой способ? — перебил Гостяту Бел, занятый лишь тем, как пробраться в жилище Сулены и осмотреться получше. Подозревал, что Тайя туда и направилась, наслушавшись рассказов о том, как чужачка вешалась на жениха ее. В слова высокого человека о том, что и не из людей она

вовсе, не верил ни капли, думая, что у того не все в порядке с головой после длительных поисков сына. Столько жила она в его избе — уж что-то неладное да заметил бы.

— Ложитесь спать, поздно уже, — Сивер поднялся. На вопрос в глазах знакомых мотнул головой. — Сейчас ничего не скажу, чтобы зря не обнадеживать. Утром станет уже ясно, пройдем или другой способ искать надо.

Он накинул свой плащ и, оставив сельчан, тихо спустился по лестнице вниз, ступая так осторожно, что не скрипнула ни одна ступенька. Хозяин корчмы даже не поднял головы со стола, на котором задремал. И подавальщицы, убиравшие после гостей, не повернулись на звук открывшейся и тут же закрывшейся входной двери.

Сивер зашагал к невысокой каменной стене, частично разобранной: местные явно подбирали камешки для хозяйства. Увидев ее, окружающую колодец, в первый раз, подумал, что ее возвел человек, но в свете рассказа хозяина корчмы камни могли быть продолжением скалы, разрушенной сверху, но сохранившей себя под землей. Вот с ней-то и хотел договориться горец, она могла проходить под всем городом. И под двухэтажным домом.

В округе не было ни души, когда Сивер остановился у колодца. Безлунная ночь скрадывала любую тень и стояла такая неподвижная тишина, словно город застыл в первых заморозках. Даже собаки не выли.

Приложив обе руки к острым граням камня, человек замер, чтобы не упустить даже малейший отклик.

* * *

— Что, совсем плохо? — без конца повторяла старуха, накрывая Карина мехом. Тот пошевелился, потом приоткрыл один глаз и увидел знакомый грубый потолок. Он уже лежал в выделенной ему комнате в пристройке, на стенах зажжен был один из двух светильников. В печи горел огонь, согревая воздух, и пахло чем-то очень вкусным, отчего в животе сразу заурчало. Айка чуть выдохнула, увидев, что лекарь проснулся. — Ну и напугал же ты меня! — высказала как неразумному ребенку. — Кровищи напустил, еще и сомлел как девка. Думала, Волот меня там же и прибьет… Отмываться ушел, рычал как помешанный.

Пса было не жалко, да и помыться ему не мешало. Карин потер лоб.

— Не сердись, тетка, сам не думал, что так обернется. Я должен благодарить тебя за помощь.

Старуха промолчала, только подкинула дров в печь, вытерла руки об юбку, потом принесла миску с ложкой.

— Поесть надо, голодный ведь. Что ты с ней сделал, что хозяйка как девочка стала? Прыгает, бегает и сияет вся.

— Кое-что, — уклончиво ответил Карин, не желая даже думать об этом. Но Айка догадывалась и сама, чем именно лечит парень.

— Чистый сердцем и чуждый

к земным грехам рядом с самим грехом — долго ты не протянешь, — хмуро предрекла она. Карин чуть приподнял бровь — чистый сердцем? Это он-то? Может, и был раньше, пока по скалам прыгал с друзьями. Но сейчас в нем поселились и злость, и ненависть, и греховные мысли. Его сердце не станет прежним. Да и не хотел он этого.

Старуха Айка подала ему миску с кашей и Карин выбрался из-под меха, облокотился о стену, поежился от сырого холода камня. И тут подумал об отце. На миг заколебался, а потом быстро прижал руку к стене и закрыл глаза; слушал, просил, умолял.

Айка с опаской смотрела на неведомое ей колдовство, ожидая сама не зная чего. Но холодный камень молчал: каждому дан был свой дар. Под взглядом старухи Карин отнял руку и спрятал ее под шкуру, подавив вспышку отчаяния пополам с досадой.

— Это ты что сейчас делал? — она подозрительно осмотрела стену у кровати.

— Дурака валял, — Карин открыл глаза. — Тетка Айка, девушку привезли сюда недавно. Тонкая, маленькая, волос до колен темный и глаза в пол-лица. Не знаешь ли, где она?

— Мавку, что ли? — тут же отозвалась Айка. — В доме она. Хозяйка сказала из комнаты не выпускать, так и сидит там.

— Откуда знаешь, что мавка? — вскинулся Карин и сердце застучало так быстро, что дыхание перехватило. Он скомкал в кулаках мех, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься обратно в дом.

— Так кожа на спине просвечивает вся, как пленка масляная, кажется, тронь — и расползется. И холодная. Я ей еду носила — не ест и не пьет. Только в стену таращится. Странная она, как помешанная…

Ведьма была права — Тайя возвращала свой прежний вид.

— Мне нужно ее увидеть, — прошептал Карин, с мольбой вглядываясь в лицо старухи. — Тетка Айка, можно ли…? На минуточку?

Старуха качнула головой.

— Хозяйка особо приказала тебя не пускать. — Потом подумала и добавила: — Что за дела у тебя с мавкой? Другие, внизу, — указала себе под ноги, — такие же. Их спокойно разглядывай и расспрашивай.

Карин забрался под мех с головой, крепко зажмурившись. Другие ему не нужны, нужна только Тайя. Пусть холодная, пусть без пульса, она дороже чем самая горячая красавица.

Рывком откинул шкуру и встал, заставив старуху отпрыгнуть назад.

— Ты чего? — подозрительно уставилась на лекаря.

— Вылечился, — Карин надел башмаки и накинул тунику, поверх — меховую короткую безрукавку, лежащую на крышке сундука. — Спущусь к больным своим, хватит валяться без дела.

— А поесть? — крикнула она вдогонку. — Силы-то где брать будешь?

«И то верно», — подумал Карин и забрал у Айки миску с ложкой. В ячменную кашу вместо сала положили кусочки мяса, отчего она стала еще вкуснее. Старуха подозревала, что вряд ли этот парень рос на одних кашах и репе: скорее, питался большей частью мясом. И попросила кухарку разнообразить его еду. Карин послал ей признательный взгляд, зная, чья это забота.