Шерстяная «сказка»

Страйк Кира

– Пойдёмте, господин барон, пока все увлечены блестящей новостью, я успею без лишних глаз передать вам подарок для Мариэль.

– Я с вами! Можно? – тут же присоседился Ноэль, нюхом почуяв нечто в очередной раз тайное и замечательное.

– Конечно! – хором рассмеялись со старшим собеседником.

33

Прошло два дня, мы с Ральфом ехали в имение Андрэ.

Брат мечтательно смотрел в окно кареты и светло, задумчиво улыбался каким-то своим приятным мыслям. Таким теплом от

него веяло, таким умиротворением, что душа млела. Я

временами поглядывала на своего спутника, непроизвольно повторяя его улыбку, и вспоминала окончание того триумфального вечера. Ну и что происходило дальше.

Потом, когда всё уже благополучно завершилось, не раз ловила себя на вопросе: сделала бы я то же самое дома? Ну то есть рискнула бы завернуть вот такую масштабную авантюру в родном мире?

Не знаю. Может нет, а может и да. Но здесь я, кажется, никак до конца не могла избавиться от ощущения некоторой сказочности происходящего. И от того идти на риск казалось проще.

Да ещё обретённая молодость, чего греха таить, покруживала голову. Хотелось дышать полной грудью, вольничать и без оглядки широко творить счастье. Своё и таких вот людей, как Ральф.

Этот мужчина, конечно, не воспринимался мною именно как брат. Тем не менее, я успела тепло к нему привязаться… Так, ладно, опять меня понесло в измышлизмы и разглагольствования. Это всё, видно, эйфория послевкусия праздника никак не отпускала.

Ой, как вспомню ту свою эпичную речь посреди бального зала, так до сих пор хохочу.

Парторг, ежкин хвост, в дворянском собрании – не меньше. Откуда только такое пафосное красноречие образовалось? Но, ведь оно как: чем туманнее, «громче» и непонятнее риторика, тем она эффективнее воздействует на подкорку неподготовленного слушателя. Сработало же!

Так вот, о чём это я… Да. Окончание вечеринки.

Подаренную орхидею установили на специальную подставку, красиво облагороженную густым мрачновато-зелёным мхом. Всю конструкцию Кларисс немедленно велела водрузить на самое видное место. Подставка прилагалась комплектом к цветку. А вот на стеклянный купол, которым неплохо было бы защитить сию композицию от пыли (ну и просто для эффектности), честно признаться, я маленько зажлобилась.

Мне такая роскошь пока была не по карману, а Ральф на тот момент ещё не предполагал, что его ожидает подобное представление. Зато это полезное приспособление нашлось у нашей доброй хозяйки. В общем, не знаю, какой ценный предмет в интерьере дома до сего времени укрывал этот купол, но теперь он, тончайшим, абсолютно прозрачным пузырем, оберегал нежную ветку орхидеи, позволяя видеть каждую прожилку на листах, каждое пятнышко на лепестке, наблюдать малейшие переходы тонов от темной серединки к светлым краям цветка.

Очень благородно получилось и изысканно.

Кларисс стала единственной обладательницей недоступной другим роскоши, что несомненно тешило самолюбие женщины. Ноэль своим предложением с выставкой виртуозно создал ситуацию дефицита для работ Ральфа, и это моментально взвинтило их ценность в глазах общества. Так

что, остальным пока приходилось только облизываться и завистливо поглядывать на Лапьеров.

С пледом всё тоже вышло удачно, хоть и не так, как я планировала. Лишних глаз рядом не оказалось – они были слишком заняты другим. Наш юный друг, как только я приоткрыла упаковку, пришёл в неописуемый восторг и уставился на меня совершенно щенячьими глазами.

– Молодой человек, – я спрятала улыбку в напускной строгости тона, - это что вы сейчас пытаетесь мне донести?

– Нет-нет, на подарок для Мариэль я ни в коем случае не претендую. – Ноэль, сверкая белизной зубов, выставил руки в примирительном жесте, - Но вот если бы когда-нибудь, хотя бы на день рождения… - он кротко-мечтательно закатил глаза, - у меня появилась такая уютная вещь, я был бы самым счастливым именинником на свете.

Я только руками развела. Этот обаятельный пижон, сердцеед, эрудит, хитрюга и большая умница в душе оказался просто ласковым ребёнком. Ноэль хоть и вырос во вполне уже взрослую, разумную, способную на поступки личность, по-прежнему обожал всё красивое, мягкое и удобное.

– Да, мадам Корин, каюсь, имею слабость к комфорту. – читая с моего лица, продолжил он с той же невинной физиономией.
– Это ведь не самый ужасный грех?

– Если грех, то меня тоже, пожалуйста, запишите в грешники. – неожиданно вклинился

Андрэ, до того момента внимательно, детально изучавший моё рукоделие.
– Потому, что я и сам бы не отказался от такого одеяла. Можно даже не цветного. Честно признаться, я плохо представлял, что должно было получиться из вашей затеи. Но результат превзошёл все ожидания. Отменная вещь вышла. Отменная. Такую не стыдно и королю в руки подать…

Королю… - он замолк на полуслове и уставился на меня немигающим взглядом. В глазах его отразилась кипучая работа мысли.

Я, догадываясь о сути его «озарения», возникшего из случайной удачной оговорки, просто ждала, когда оно оформится в стройное предложение, и барон его озвучит.

– Мадам Корин, не знаю, как и сказать…

– Слушаю вас, Андрэ. – я терпеливейше изобразила крайнюю степень внимания.

– Вы не могли бы оказать мне одну очень важную услугу?

– Да легко! Ну вот, всё само и сложилось. – про себя выдохнула я, но вслух, как вы понимаете, конечно, проявила уместную сдержанность.

Мы коротко обговорили основную суть его предложения (время поджимало), а детали решено было обсудить уже в более спокойной обстановке. Для того Андрэ пригласил нас в гости. Для того и ещё чтобы вручить уже, наконец, плед Мариэль. Потому что этот гражданин… совестливый… решительно отказался сделать это сам.

– Мадам Корин, я обратил внимание на то, как аккуратно, умно, как неприметно вы совершаете добро для тех, кто нуждается в поддержке. И поражаюсь не только вашему большому сердцу, но и скромности. Потому, что каждый раз сама вы предпочитаете уходить в тень. – неожиданно с полной серьёзностью сообщил барон. Так, что мне даже неловко стало. –