Школа остроумия, или Как научиться шутить
Шрифт:
предаются любовным усладам. Пьеса завершается
артикулированным умиранием зсех персонажей: "Петя Петров.
Умереть до чего хочется. Просто страсть. Умираю. Умираю. Так,
умер".
Еще один из бывших обэриутов Игорь Бахтерев тоже в
рукописях п рак 1 и ко вал упражнения в "черном юморе" (как
минимум, до 1960-х годов). В его рассказе "Только штырь"
мальчишки играют в футбол оторванной женской головой.
Впрочем, автору настоящей статьи доводилось слышать от
очевидца и участника о том, как в центре
после уничтожения одного из городских кладбищ, мальчишки
играли в футбол черепами. "Черный юмор" самой жизни?
Мотивы "черного юмора" есть и в стихотворениях 0.
Мандельштама. Среди ходивших в рукописях и опубликованных
только в 1990-е годы есть такие стихи:
Ходит Вермель, тяжело дыша,
Ищет нежного зародыша.
Хорошо но книгу ложится
Человеческая кожица.
Ищет Вермель, словно вор ночной.
Взять на книгу кожу горничной...;
* * *
Он похитил из утробы
Милой братниной жены —
Вы подумайте, кого бы,
И но что они нужны?
Из племянниковой кожи
То-то выйдет переплет,
И кок девушку в прихожей,
Вермель черта ущипнет.
Новое время
Прорыв нетрадиционных форм юмора в 1960— 1970-е годы
произошел после частичной публикации хармсовских
"Анекдотов из жизни Пушкина" в "Литературной газете" (22
ноября 1967 г.).
По-видимому, в то же время широкому кругу литераторов
стали известны и неопубликованные записки Д. Хармса о
персонажах русской литературы:
У Пушкина было четыре сына, и все идиоты...;
Камня они не нашли, но нашли лопату... Этой лопатой
Константин Федин съездил Ольгу Форш по морде;
Тогда Иван схватил топор и трах Толстого по башке.
Толстой упал. Какой позор! И вся литература русская в ночном
горшке.
Скорее всего, именно эти тексты Д. Хармса вызвали волну
подражаний; в их числе анонимный цикл "Веселые ребята":
Поплачет
рубать подушки/ Тут и любимая собака не попадайся под руку —
штук сорок так-то зарубил";
"Лев Толстой терпеть не мог Герцена. Как увидит Герцена,
так и бросается с костылем, и все в глаз норовит, в глаз;
И уже если встретит Толстой Герцена — беда: погонится
и хоть раз, да врежет костылем по башке. А бывало и так, что
впятером оттаскивали, а Герцена из фонтана водой в чувство
приводили.
Мягкий "черный юмор" присутствует в творчестве
"Митьков". Таковы, например, тексты под рисунками: "Митьки
возвращают Ван Гогу отрезанное ухо" или "Митьки отнимают у
Маяковского револьвер". Элементы сугубо хармсовского юмора
абсурда, сращенного с "черным юмором", легко вычленяются во
многих текстах близкого к "митькам" Б. Гребенщикова. В этом
же русле работал и ушедший из жизни в 1992 году О. Григорьев,
"автор первого, ставшего классическим, текста садистского
куплета":
Я спросил у слесаря Петрова:
Ты зачем надел на шею провод?
Слесарь ничего не отвечал,
Только тихо ботами качал.
Не исключено, что это четверостишие послужило "точкой
кристаллизации" накопившегося черно-комического потенциала
и вызвало к жизни десятки садистских куплетов (стишков,
частушек).
Элементы "черного юмора" прочно вошли в эстетику
андеграундного, а затем легализованного русского рока,
появившегося в конце 1960—начале 1970-х годов:
О, если бы я умерла, когда я маленькой была, я бы не ела, не
пила и музыку не слушала. Тогда б родитепи мои давно б купили
«Жигули», мне не давали бы рубли и деньги экономили. О, если бы
я умерла, когда я маленькой была, то я была бы Купидон и
улетела в Вашингтон.
Сестра у зеркала давила прыщи, мечтая о стае усатых
мужчин. Но, увидев, услышав такие дела, она неожиданно все
поняло. Да, в мире нет больше люб
ви, а она ведь еще и любила/ И выйдя на балкон, шагнула за