Школа в Кармартене
Шрифт:
– Каждую ночь во сне ко мне является дьявол и предлагает сыграть с ним в кости. Отказаться никак невозможно, и каждую ночь я продуваюсь в пух и прах. Вся моя надежда на святого Этельреда, – ах, кабы он пожалел меня и помог мне выиграть! Прочитать следует вот эту молитву с пергамента, и чтобы женщина читала, непременно поворотясь на север и в левый башмак под пятку насыпав ореховой скорлупы. А пергамент освященный, вы не думайте. В Гилфордском аббатстве купил.
Одна девушка проявила любопытство и спросила, как выглядит
– Как выглядит-то? Да вылитый норманн.
Время шло, и на обороте пергамента у Гвидиона росло количество пометок в графах «всего опрошено» и «из них владеют грамотой». Исчерпывающий ответ его по возвращении вызвал довольное покряхтыванье профессора.
Ллевелис тоже вернулся, весь такой потерянный и всклокоченный, и стал вытаскивать из висевшего у пояса кошелька и из-за подкладки непонятные обрывки и мятые клочки. Было видно, что он с заданием справился, но кое-как. Непонятно было, как он добыл эту информацию, но что он никак не успел ее обобщить, было сразу ясно.
Мак Кехт сидел у себя в кабинете, освещаемый закатным солнцем от окна, когда к нему постучался Фингалл МакКольм. С несвойственной ему нерешительностью шотландец хмуро переминался у порога.
– Да? – мягко сказал Мак Кехт и отодвинул свои медицинские записи.
Обычно здоровый как бык, Фингалл явно маялся от чего-то. Мак Кехт быстро окинул его взглядом и по глазам заметил признаки пульсирующей боли, но где?
– Маленькое недомогание, Фингалл?
– Вроде того, – мрачно согласился шотландец.
– Рука, нога?..
– Ни то, ни другое, – еще мрачнее сказал шотландец.
– Пойдемте, – сказал Мак Кехт и провел его в комнату, где принимал пациентов.
– В общем… я не знаю даже, как сказать, – выдавил шотландец.
Это явно было самое детальное развитие темы, на которое он был способен. После этого он сел и прочно замолчал.
– Видите ли, дорогой Фингалл, – ободряюще сказал Мак Кехт, – врачу можно сказать многое. Я за свою практику повидал всякое, и меня вы едва ли выбьете из седла названием какой бы то ни было части тела.
МакКольм посмотрел на него с сомнением.
– Хорошо, – зашел с другой стороны Мак Кехт. – Не надо ничего говорить, просто покажите, где у вас болит.
Отчаянное выражение лица Фингалла говорило о том, что Мак Кехт требует невозможного.
– Не бывает такой боли, у которой не было бы названия в медицине, – с глубоким убеждением сказал Мак Кехт. – Я готов подсказать вам. Хотите, я буду называть все, что придет мне в голову, а вы только кивнете?
– Вы не назовете, – мрачно сказал МакКольм.
Некоторое время они смотрели друг на друга в глубокой тишине.
– Клянусь, я в жизни никому не скажу, – вдруг по наитию воскликнул Мак Кехт.
Тогда шотландец
– У меня болит хвост.
Во время последней пересдачи по метаморфозам профессор Финтан превратил Фингалла в тушканчика. Прыгая в этом неприглядном и позорящем истинного шотландца виде, Фингалл, видимо, как-то повредил себе хвост, ибо и превратившись обратно, чувствовал дергающую фантомную боль в этой области, что в отсутствие самого хвоста было особенно пугающим. Измучившись, он решился наконец на визит к Мак Кехту, однако он тут же провалился бы сквозь землю, если бы доктор хоть чуть-чуть улыбнулся.
Доктор воспринял известие с каменным лицом.
– О, это очень серьезно. Это нельзя запускать. Хвост – немаловажная часть нашего организма, и за его состоянием необходимо постоянно следить. Вы правильно сделали, что пришли ко мне, Фингалл.
Лицо шотландца прояснилось.
– Давайте посмотрим, что у нас там такое. Туда, за ширму, – скомандовал Мак Кехт, распуская волосы.
Если раньше убийство Мак Кехтом Миаха было эпизодом, над которым не хотелось задумываться, то теперь в глазах Гвидиона эта история стала достойна кисти, пера, резца, арфы, лютни и много чего другого.
– Мак Кехт убил Миаха из профессиональной ревности, из зависти, из самой что ни на есть низкой зависти! Миах был гениальным врачом, лучше, чем Мак Кехт! Он делал то, чего Мак Кехт не умел!..
– Ты думаешь, Миах знал что-то, чего не умел бы Мак Кехт? – странно спросил Гвидион, обхватывая себя за плечи и кладя локти на спинку кровати.
– Ты знаешь, сделать протез, пусть даже такой необыкновенный, – это совсем не то, что отрастить новую руку! – запальчиво воскликнул Ллевелис.
– А ты когда-нибудь слышал о том, чтобы человеческие конечности регенерировали? – медленно спросил Гвидион, поднимая на Ллевелиса какой-то туманный взгляд.
Ллевелис прикусил язык.
– О Господи! – сказал он после долгого молчания. – Что ты имеешь в виду?
– Мак Кехт может все то же, что и Миах. Но он не позволяет себе нарушать законы природы. Врач же не имеет права преступать пределы естественного… Вот почему травы в руках Миаха с барельефа не используются в медицине!..
– По-твоему, то, что он отрастил Нуаду руку, бог знает какое преступление? – сощурился Ллевелис.
– Человеку нельзя отрастить новую руку, Ллеу. Ей-же-ей, поверь моему слову, никак. И потом: Миах же начал воскрешать. Смотри: «В отсутствие Диана Кехта Миах пел над источником Слане, и погружались в источник смертельно раненые воины, и выходили из него невредимыми, и вновь шли в бой». Мак Кехту пришлось убить Миаха, не хотелось, а пришлось. Как ты думаешь? Он его, небось, любил до умопомрачения, все детство на руках таскал, попу ему вытирал, слюнявчик подвязывал…